Мамакин долго недоумевал, каким образом он умудрился попасть в стройбат, ведь зрение у него сто процентов, слух отличный, серьезных травм не имеет, силёнок столько – хоть ещё кому взаймы давай. Даже случалось, что мастеров спорта на лопатки клал на тренировках. Да что тут говорить. Вон его одноклассник Валера Михно, мастер спорта по лыжам, прошлогодний чемпион области, тоже попал вместе со Славкой в стройбат, в одном отделении проходят службу. А ребята из корейского посёлка, что под Кустанаем, где много лет культивируется бокс, они – то как сюда угодили? Среди этих пацанов каждый второй кандидат в мастера спорта или перворазрядник по боксу. Нет, были, конечно, и среди Славкиного призыва странные люди. Например, рядовой Искаков, похожий на homo sapiensa в начальный период эволюции человечества. Длинные руки у Искакова свисают ниже колен, взгляд бессмысленный. Всю дорогу, пока их везли сначала в поезде, потом в крытых брезентом "УРАЛАХ", Искаков беспрестанно плакал. Родители от него отказались, когда Искакову было чуть больше года. Его забрала бабушка в глухой аул и воспитывала до восемнадцати лет. А перед призывом внука в армию она тяжело заболела. И вот она лежит в больнице, а внука везут в неизвестном направлении. Славка жалеет казаха, успокаивает, как может.
В поезде и в кузове "УРАЛА" заставлял его чуть ли не силком есть и пить. Или вот другой казах – Ислямов. Тот здорово косит двумя глазами: левый у него смотрит вправо, правый строго вверх, и когда разговариваешь с этим солдатом, кажется, что Ислямов тебя совсем не видит. Но таких мало. В их роте только двое таких. А в основном все здоровые, крепкие ребята.
Откуда было знать Славке, что покупатель из стройбата приходится кумом местному военкому, и тот по просьбе стройбатовца, немного нарушив инструкцию, подобрал для кума самых крепких парней, а чтобы уж совсем не борзеть, разбавил сильную команду, которую впору отправлять в десантуру или в морпехи, несколькими доходягами вроде казахов Искакова и Ислямова.
Им не говорили, куда везут от железнодорожной станции на армейских "УРАЛАХ". Везли ночью. Через дырки в брезенте пацаны видели только густой темный лес, тянувшийся бесконечной стеной по обочинам узкой дороги, да яркие звёзды на небе, которые тускло освещали унылые места.
– Куда угодно, только бы не в ВВ, – сказал кто-то сдавленным голосом в темноте кузова.
О внутренних войсках, о краснопогонниках, подумали тогда все и у каждого в голове мелькнула нерадостная мысль: " Зэков сторожить везут". Но их привезли не к прожекторам, не к колючей проволоке и сторожевым вышкам ИТК, а в ВСО, и кто-то из будущих воинов, кто был помудрей и поопытней остальных, от души порадовался такому исходу…
Между тем рота окончательно проснулась. Бойцы выбегали на зарядку, строились в колонну по двое, и скоро по бетонке застучало множество тяжелых сапог.
После зарядки и водных процедур старшина повёл роту на завтрак. Перед столовой рота остановилась.
– Приготовиться к приёму пищи, – скомандовал старшина и бойцы, выполняя команду, дружно согнули в локтях руки.
– В столовую, слева по одному, бегом марш!
Солдатские сапоги дружно застучали по железным ступенькам крыльца и через две минуты вся рота сидела за длинными солдатскими столами.
– К приёму пищи приступить!
После завтрака рота проследовала к плацу на развод, только несколько бойцов выскочили из строя и побежали к казарме, они несли пайки для дедов.
Славка бежал первым, за ним едва поспевал длиннорукий и сутулый как дед-лесовик Искаков.
Деды уже проснулись и лежали на разобранных кроватях прямо в сапогах, начищенных, с вечера, салабонами до зеркального блеска.
Славка отдал пайку Ренату и собрался было догонять роту, но его задержали. Нужно еще красиво и по быстрому заправить кровати дедов.
В это время в другом конце кубрика старослужащий Вася Киселёв, воспитывал Искакова:
– Боец, кель манда, ко мне!
– Что ты сказал? – спросил с усмешкой его сосед по кровати младший сержант Шевяков.
– Да, вроде, по ихнему это "бегом ко мне", а может "от меня", кто их разберет, – стушевался Киселёв.
– Скорее – "ко мне", – вставил третий дед по кличке Хохол, родом из Кривого Рога, подключившийся к воспитательному процессу. – Потому что обратная команда "от меня" по ихнему звучит – "от манды кель".
Деды дружно заржали на удачную шутку.
Валявшийся на кровати Ренат Габидуллин, отсмеявшись и желая продолжить веселье, позвал Славку:
– Мамакин, нагнись, скажу что-то.
И едва Славка пригнулся к постели татарина, как тот врезал ему сапогом по челюсти.
Славка, уклоняясь от удара, резко дернул голову вверх и с силой впаялся затылком в острое ребро верхнего яруса. Из глаз, как бенгальские огни, брызнули искры и в голове помутилось. " Наверное раскроил себе черепушку, – обеспокоился Славка и провел по затылку правой рукой. Кость была цела, только ладонь испачкалась липкой кровью, которая тонкой струйкой потекла по шее к подворотничку гимнастёрки.
Довольный произведенным эффектом, Ренат радостно загыгыкал, обнажая гнилые зубы, а Славка подумал: "Вот если бы сейчас была война, я бы тебя, татарская морда, убил в первой же атаке выстрелом в затылок, и только потом уже на фрицев бросился". Мамакин читал, что такие случаи во время войны имели место быть.
– Рота, смирно, – заорал испуганный дневальный.
Мимо кубрика пробежал озабоченный и удивлённый боец с красной повязкой на правом рукаве "Дежурный по роте", выполняя на ходу сразу три действия: поправлял красную повязку на рукаве, подтягивал ремень и застегивал верхнюю пуговицу на гимнастёрке.
Вася Киселёв осторожно высунул из кубрика в длинный коридор свою белобрысую голову и резко убрал её обратно.
– Пацаны, залёт у нас! Филиппов в роте, – прошептал он поспешно заправляя свою кровать. Остальные деды тоже в мгновение ока застелили свои кровати (мастерство не пропьешь – видно, когда они были молодыми, их обучили этому делу очень хорошо), и уже подпоясывались ремнями, а младший сержант Шевяков недоверчиво пробасил:
– У него же сегодня выходной.
Дежурный по роте докладывал, что за прошедшие сутки в роте чрезвычайных происшествий не произошло, а сам потихоньку косил глаз в сторону их кубрика.
Ренат Габидуллин с перекошенным от испуга лицом протянул Славке своё белоснежное вафельное полотенце.
– Мамакин, вытри быстрей кровь и пилотку, пилотку на затылок надень.
Славка замешкался и Ренат с материнской заботой вытер с его шеи и затылка кровь, спрятал окровавленное полотенце под свой матрац и бережно надел Славке пилотку на затылок.
Габидуллин понимал, что если Филиппов увидит сейчас кровь, то Ренату непременно придётся летать от стенки к стенке по тесной каптёрке, а потом два месяца ходить на самые тяжелые работы с синими рёбрами и опущенными почками. Других методов воспитания личного состава, да ещё касаемо неуставных отношений в роте, связанных с явным рукоприкладством дедов, старший лейтенант не признавал и деды, зная это, искренне боялись своего ротного. Боялись и уважали одновременно, так как Филиппов никогда никого не закладывал начальству и творил справедливый, честный, по его понятиям, суд самочинно и непремннно с помощью крепких кулаков.
Сегодня ранним утром капитана срочно вызвали на работу, и он подъехал как раз к началу развода. На вопрос, почему такая спешка, сказали – в штабе у майора Шалатонова спросишь, – чем очень сильно заинтриговали командира роты.
На развод ему сегодня можно было не идти, и Филиппов заглянул в свою казарму.
Застав врасплох в расположении роты окончательно обнаглевших дедов и двух салаг, капитан не на шутку рассвирепел.
– Злоупотребляете моим доверием, суки! – орал он на опустивших головы дедов, выстроившихся в небольшую шеренгу в коридоре казармы. – С сегодняшнего дня будете неделю сортиры в части чистить и полы каждый день драить за молодых. Сам лично прослежу. Сгною вас, ублюдки, на мытье полов.
– А вы что тут делаете? – уставился он на Славку и Искакова. – Бегом марш на плац.