Тоскливо, до слез тоскливо, многим девчонкам, что пришел час расставания и что, возможно, никогда им не доведется больше встретить своих милых, любимых, которых подарила им судьба за этот тревожный осенний месяц.
Вона, идут парни со всех сторон прощаться с ними. Идут их любые, хорошие знакомые и едва знакомые. Идут и идут. Смешались парни и девчата. Прощаются. Кто-то весело смеется удачной шутке. Кто-то молчит, взяв девушку за руки и глядя в милое, обветренное лицо. Кто-то обнял свою любимую и нежно гладит её волосы, а девичьи слёзы непрошено текут из глаз, оставляя грязные дорожки на её пыльном лице и мокрые пятна на грязном ватнике любимого. Любимый целует плачущие глаза, целует горьковатые от слёз щеки и от этого становится хорошо, а плакать хочется ещё сильнее.
Вот и уходить пора.
– До свидания, девочки!
Кажется, все-все собрались их проводить.
Нет. Не все. Нет Славки Мамакина.
Славка ушел совсем в другую сторону. Туда, где месяц назад они впервые были обстреляны из пулемёта и где лежали на пыльной дороге, а сверху сыпались берёзовые ветки, сшибаемые пулями.
Тогда, на дороге, в первый день попадания в прошлое, всё показалось какой-то нелепицей, А теперь, кажется, что вся предыдущая жизнь – и школа, и спортивная секция, и армия, и строгость отца, и забота матери были только подготовкой вот к этой теперешней жизни. Как никогда, понимает Славка, что он и его товарищи нужны своей стране здесь и сейчас. И знает Славка, что, если придется, зубами глотки будет рвать фашистам за эту страну и за Анечку Кудрявцеву.
Совсем рядом Анечка. Под холмиком земли возле берёзы. Лежит вместе с подружками, накрытая Славкиной телогрейкой, а под телогрейкой, вместо милого лица, кровяное месиво.
Но не это месиво из рваной кожи, раздробленного лба и волос, бурых от спёкшейся крови видит Славка.
Он вспоминает худенькую, русоволосую смеющуюся сероглазку, бегущую мимо него и радостно бросающуюся на шею кому-то в толпе прибывших зеков.
И тогдашнюю невольную зависть, что нет у него вот такой девушки, и возглас зека: "Анька, откуда ты? Братаны, это ж Анютка, сеструха моя! Анька, как же ты выросла, чертовка…".
И облегчение на душе, от услышанного, помнит…
И опять боль потери, и комок горечи встает в горле, и хочется плакать, и нестерпимо хочется уничтожать фашистов, убивших его Анечку,
Скоротечна была Славкина любовь. Увидел девушку и съехал с катушек. С тех пор, вырывая железнодорожные гвозди-"костыли" из шпал, вынося чугунные рельсы к дороге, укладываясь спать на нары в землянке, он постоянно представлял в памяти ту незнакомку. Представлял и словно наяву видел её, светящуюся от радости, бегущую в порыжевших сапогах, в затасканном ватнике, в непомерно-больших брюках, в выгоревшей, сбившейся на затылок косынке. И была она для Славки самой красивой и желанной!
Не мог знать Славка, что и он запал девушке в душу, что мимолетного взгляда, брошенного на парня, стоящего возле тропинки, хватило для того, чтобы и Анюта лишилась покоя.
Наверное, это и есть самая настоящая любовь, когда люди вот так, с первого взгляда, за долю секунды, понимают, что не жить им больше друг без друга.
Строгое деревенское воспитание и понятия о поведении приличной девушки никогда бы не позволили Ане первой намекнуть парню о своей любви.
Но он пришел в девичий лагерь за несколько минут до отбоя, нашел Аню и сказал: "Здравствуй, я Слава. Ты мне очень нравишься. Мне нужно было видеть тебя. Можно я завтра еще прибегу?".
– Да.
– Я завтра прибегу!
Славка, понимая, что самовольное оставление в условиях военного времени, расположения части и вверенного ему подразделения чревато последствиями военного трибунала, развернулся и исчез в сумраке сентябрьской ночи.
С тех пор так у Славки и повелось, что предупредив своего комбата – старшего сержанта Мотина, в личное время, после символического ужина, за час перед отбоем, он за пятнадцать минут пробегал три километра до перекрестка, где его встречала Анюта. У них было двадцать пять минут счастья. Они просто сидели обнявшись и молчали. Или Славка неторопливо ел печеную в костре картофеленку, припасенную для него Анечкой, и слушал, что ему рассказывает любимая. Или Аня грызла белый сухарик, чудом найденный в мешке с ржаными солдатскими сухарями и принесённый Славкой. Слушала Славкины рассказы о его жизни. О школе, о родных, о службе в армии.
Рассказывая о своем прошлом, Славка контролировал почти каждое сказанное слово, опасаясь нарушить подписку, взятую особистом Сёмочкиным о том. что нельзя разглашать сведения касающиеся будущего и факта межвременного перехода. Славка не обманывал свою любимую. Он просто не говорил ей всей правды. Не мог сказать.
А вот целуя неопытные губы, говоря, что Аня у него самая-самая и навсегда, Славка не врал.
Как одно мгновение, пролетали двадцать минут. Затем, Славка провожал Аню до её шалаша, нежно смотрел в её счастливые, доверчивые глаза, целовал и убегал к своей роте.
Рота, поджидала влюбленного командира, выстроившись возле блиндажей. До отбоя оставалось пять минут. Четыре из них уходили на вечернюю поверку-перекличку личного состава и одна минута на доклад комбату о том, что все, числящиеся в строю, на месте. Отсутствующих военнослужащих и проишествий в роте нет.
Не одного Славку завертела, заполонила нежданная любовь. Не только Славка и Аня искали встречи. Многие полянки и многие берёзки видели и слышали слова нежные, поцелуи жаркие, а иногда и полный страсти девичий стон женщины, впервые познающей мужчину.
Они были молоды. Они хотели любви. У них не было времени на любовь. Но они находили мгновения и для любви и счастья.
И вот сейчас, через несколько мгновений, девчата уйдут на север. Уйдут, унося в своих сердцах память о дорогих парнях, а некоторые – под сердцем унесут комочки новой зарождающейся жизни – то, немногое, что останется от этих весёлых, интересных, немного странных солдат,
До свидания, девочки.
Извините, что Славка Мамакин вас не проводил. Он сейчас возле своей любимой и возле её подруг. Он там, где неделю назад, на работающих, а потом разбегающихся или вжавшихся в землю девчат, поочередно, упражняясь в точности пулемётной стрельбы, охотились две тройки немецких самолётов, управляемых смеющимися пилотами.
До свидания, и вам девочки, лежащие в земле.
Земля вам пухом.
Может быть, свидимся совсем скоро. Только дайте нам успеть сделать наше мужское дело. Отомстить врагу за вашу смерть.
Глава четвертая
"Тайфун"
4.1. 30 сентября. Берлин. Ставка Гитлера
Вот и наступил последний сентябрьский день. Сто первый день войны против большевизма. Вождь немецкой нации был в прекрасном настроении и добром здравии.
За сто дней после 22 июня прорваны мощнейшие оборонительные рубежи большевиков, форсированы крупнейшие реки, взяты штурмом многочисленные населенные пункты. Крепостные сооружения и укрепрайоны уничтожены или выкурены огнемётами. С крайнего севера, где финские союзники вынуждены во второй раз доказывать свое геройство и до Крыма его армии вторглись совместно со словацкими, венгерскими, итальянскими и румынскими дивизиями на территорию противника на глубину порядка тысячи километров. К ним присоединяются испанские, хорватские и бельгийские части, за которыми последуют и другие.
За линией гигантского фронта вместе с тем ведется громадная работа:
Построено около 2000 мостов длиною более 12 метров каждый.
Возведено 405 железнодорожных мостов.
Введено в строй 25 500 километров железнодорожных линий, из которых свыше 15 000 километров переоборудованы на европейскую колею.
Ведутся строительно-восстановительные работы на тысячах километров дорог.
Огромные территории взяты под гражданское управление. Жизнь на них ускоренно восстанавливается по новым немецким законам. Там готовы громадные склады с продовольствием, горючим и боеприпасами.