Зимой на смену летнему аду приходили сорокоградусные морозы и снежные бураны…
Через две зимы, через две весны стартовый комплекс полигона был готов для испытания боевых ракет и для запуска ракет в космос, а рядовой Ваня Филиппов поступил в военно-строительное училище.
За последующие двадцать лет армейской службы, многое довелось повидать полковнику Ивану Филипову.
Видел он, самую страшную трагедию Байконура, которая случилась 24 октября 1960 года. Тогда при подготовке ракеты, обнаружили неполадки в системе управления контроля и подачи топлива. Ракету нужно было снимать со стартовой площадки, сливать топливо и устранять неисправности, но это не устраивало главнокомандующего ракетных войск, маршала Митрофана Неделина.
Маршал сел на стул в семнадцати метрах от ракеты и начал показывать "пример личного бесстрашия". В 18 часов 45 минут, за 30 минут до планируемого запуска, произошел несанкционированный пуск двигателя второй ступени.
Пламя пожирало все на своем пути По площадке, орущими факелами, метались горящие люди.
За двадцать секунд сгорели восемьдесят четыре человека – генералы и офицеры, сержанты и рядовые солдаты, научные сотрудники и сам маршал. Еще сорок девять человек получили тяжелые ожоги.
Информация о трагедии была засекречена. Однако, смерть маршала Неделина и других высших чинов утаить сложно. Поэтому, обнародовали версию о их гибели в авиационной катастрофе.
Ещё, ровно через три года, 24 октября 1963-го, случилась вторая трагедия. За день до этого в ракетной шахте по неосторожности пролили керосин. Его пары пропитали все помещение.
Расчет под командованием лейтенанта Щербакова спустился в шахту. Лейтенант стал менять перегоревшую лампу. От электрической искорки вспыхнули пары керосина, превращая помещение в адскую камеру сгорания. От лейтенанта стались лишь обгорелые каблуки его сапог. Вместе с ним заживо сгорели еще семь солдат и офицеров.
В 1975 году на Байконуре ждали президента Франции Жоржа Помпиду. "Заиндевевшая" ракета стояла на старте, а через предохранительные клапаны из нее испарялся жидкий кислород.
Одуревшие от переизбытка кислорода и ожидания, солдаты-первогодки стартового расчета решили позабавиться. Они начали поджигать нитки, имеющиеся в запасе, согласно правилам, у каждого военнослужащего. В парах кислорода, нитки горели, словно бенгальские огни. А потом, на солдате вспыхнула гимнастерка. Товарищи бросились тушить друга и сами загорелись. Шесть живых факелов заметались по площадке. Двоих успели спасти, четверо сгорели заживо. Но пожар разгорался все сильнее, пламя начало подбираться к ракете. Руководитель старта приказал произвести запуск. Ракета успела взлететь, и сотни жизней были спасены.
ЕЩЁ РАЗ, ОКОЛО СЕМИ ЧАСОВ ДО Ч.П
Постоянно напоминал отец капитану Филипову: "Ты отвечаещь за жизнь солдат. Родина и матери доверили тебе своих сыновей. Береги солдатскую жизнь. Заботься о солдатах, как о своих детях, но и не миндальничай с ними, ибо, как установлено опытным путём, "Куда солдата не целуй – везде задница"!
Боже, мысленно произнес Филиппов, ведь мы ничего не знаем о том, что творится на Объекте и что мы должны там делать. Для чего нас туда посылают?!
Вдруг кто-то большой и важный, в очередной раз, решил сделать из этих пацанов, подопытных кроликов.
Господи, спаси! Спаси и сохрани их! Дай, Господи, им шанс вернуться домой живыми и здоровыми!
Рота смотрела на капитана и не знала про его неумелое обращение к Богу, про молитву командира. Солдатам казалось, что Филиппов оценивает их внешний вид на предмет длины волос, свежести воротничков, ушитости "хэбэшек", надраенности сапог.
Рота была молода и жизнерадостна.
Солдаты надеялись, что сегодня им посчастливится узнать ради чего, вот уже несколько лет, солдаты их части, замерзают зимой, падают от тепловых ударов летом, зарабатывают грыжи, и искривления позвоночников, таская, словно древнеегипетские рабы, сотни тонн кирпича, бетона, древесины и земли.
Узнают, зачем они кормят здесь комаров, а сами терпят голод и мордобой.
Может быть, все тяготы и лишения их армейской службы слишком малы и ничтожны по сравнению с той пользой, которую они приносят своей стране?
Желание прикоснуться к тайне, спрятанной за заборами Объекта было таким сильным, что они с радостью услышали команду; "Первый взвод, прямо, остальные напра – во, на объект, шаг-гом марш!".
Первый шаг четко, второй – дружно, третий слаженно, а дальше привычным армейским шагом, рота шагала по своей родной и ненавистной части.
Третья рота почти в полном составе, поужинав вместе со всеми, затарилась сухим пайком и вышла в ночную смену. В центре колонны молодые солдаты тащили коробки с армейским сухпайком и деликатесами, взятыми хозяйственным взводом на продовольственном складе. В ассортимент деликатесов входили килограммовые банки голландской ветчины, отечественные консервы скумбрии в собственном соку, кусковой сахар, пара пачек чая и пшеничный хлеб. Никогда ещё третья рота так не харчевалась, и все с благоговением посматривали на хозяйственников, идущих в общем строю.
Почтальон Геник Камарзин прижимал к животу заполненную тремя литрами водки резиновую грелку, спрятанную под "хэбышкой".
Шли всё той же бетонкой, по которой уходил сегодня утром на работу их ВСО. Только теперь на дороге не было так многолюдно и суетно. Впереди колонны и сзади неё шли солдаты с красными флажками, обозначая авангард и арьергард воинского подразделения. Впереди всех в кожаных офицерских сапогах, сшитых на заказ у знакомого сапожника во Владимире, бодро вышагивал старший лейтенант Филиппов, уже совсем примирившийся с потерей выходных и теперь с наслаждением вдыхающий прохладный вечерний воздух, наполненный ароматами иван-чая, медуницы, кашицы, цветущих луговых трав и резким, дурманящим запахом болотного багульника и придорожных черёмух.
Черёмухи, росшей по лесным опушкам в этих местах, было столько, что по весне, в надвигающихся сумерках, под косыми солнечными лучами казалось, будто в лесу выпадал свежий снег, отдающий в синеву с оттенками розового и голубого цвета, лежащий глубокими сугробами у подножия зеленых хвойных гигантов.
По кюветам, глубоким бочажкам и придорожным лужам надрывно орали огромные жабы, раздувая крупные, в пупырышках жабры, а на верхушках высоких берез, словно огромные грачиные гнезда сидели жирные тетерева-петухи, совершенно не боявшиеся людей, идущих по дороге.
И среди этой идиллии совсем не верилось, что совсем близко отсюда находится один из самых тайных полигонов на земле, чья неукротимая энергия, если её бесконтрольно выпустить на волю, может в один миг стереть в черный порошок, в седой пепел половину земного шара вместе с этими вот жабами, хвойными лесами, просторными полями и душистыми лугами, с этим дурманящим голову разнотравьем и тонким ароматом цветущей черемухи. Прямо в пасть к этому невиданному и потому казавшемся очень страшным зверю шло сто человек в гимнастерках ВСО и пилотках с красными звёздами.
Шагать до Объекта было ещё прилично, Филиппов, отгоняя от себя нахлынувшую вдруг волну тревоги и какого-то дурного предчувствия, крикнул.
– Рота, запе – вай!
Мамакин шел в первой шеренге, одноклассник Валера Михно из второй шеренги попросил:
– Слава, давай нашу любимую.
И Мамакин, приноравливая строевой шаг под слова, запел:
Солдаты уже знали начальные слова, Мамакин пел эту совсем не строевую песню не впервые, и дружно подхватили: