— Э-э, Михаил Антонович, — прищурился понимающе Кравцов, — дело мертвое.
— Как это… мертвое? — Василин нахохлился, как перед дракой, всплеснулись полы серого пиджака. — Но рано ли похороны? А если… завтра «Сатурн» скажет свое?..
Кравцов будто не слышал, спокойно сказал:
— Проще на автоматы, на винтовки получить ассигнования, чем на комплекс. Модернизация, улучшение зенитных пушечных комплексов бесперспективны. Пушки остаются пушками. Нужны кардинальные… да, революционные изменения. Ракеты идут им на смену. Так что считать деньги — еще не главное, все взвешивать, видеть перспективу, а потом считать — вот где ключ.
Нет, возможно, Михаил Антонович и не взорвался бы, нашел силы сдержаться, парировать эту, подумаешь, логику, но безапелляционный, поучающий тон — и кого? — Васьки Кравцова, вахмистра этого, а главное, стало ясно, что расчет с приглашением не оправдался, рухнул, — все это вытерпеть оказалось выше его сил. Он побагровел и, словно сразу сорвавшись с той невидимой защелки, что держала его, забыв о сердце и возрасте, забегал вокруг инкрустированного столика, забегал трусцой, взмахивая рукой, вздергивая правым плечом:
— Правильно?! Не-ет… Считают?! Тут надо спросить! Нас надо спросить! Спрашивали? Нет? А надо! Вот его надо! — Василин резко остановился, багровый, негодующий, опять ткнув пальцем в сторону старого конструктора, уставился на Кравцова, словно готов был кинуться на него. — Спрашивали?! Н-нет?!
И, закашлявшись, торопливо налил воды в фужер.
Вскинув голову, чуть сощурив карие глаза, Бутаков потер пальцами, будто что-то растирая между ними:
— Всякая революция, поднимающая меч в защиту чего-то против чего-то, решая главные позитивные задачи, неизбежно рождает в жизни и негативные явления… Историческая, неопровержимая истина.
Взглянув на взбухшего в кашле Василина — тот жадно пил из фужера, — Кравцов вспомнил, как накануне Василин позвонил: «Приезжай, посидим…» «Нет, не посидеть, конечно, ты звал, Михаил Антонович! Пощупать хотел. Недаром обоих медведей в берлогу свел. А теперь все не так, не по-твоему получается, вот ты и кипишь. Да-а, поотстал, поотстал…»
Кравцов положил окурок в пепельницу, покосился в сторону старого конструктора, словно закоченевшего на диване со сцепленными на колене руками, веско сказал:
— Модест Петрович только вчера подписался под решением о прекращении работ по комплексу «Сатурн». С производства снимается. Пять готовых батарейных комплексов доиспытываются, ставятся на позиции, а после… в музей! Так ведь, Модест Петрович?
Модест Петрович согласно, с горестным достоинством кивнул.
— Специальное конструкторское бюро переходит на решение других государственных тем…
Глядя неотрывно в одну точку, конструктор проговорил:
— Переходит. Кроме… руководителя, для которого «алеа якта ест».
— «Жребий брошен» — латынь! — Умнов весело и решительно захлопнул книгу и принялся заталкивать ее на место, на полку.
— Вот, вот, правильно, молодой коллега, — чуть шевельнулся Модест Петрович. — И пусть другие дерзают. Как это: цитиус, альтиус, фортиус. Быстрее, выше, сильнее. Добрая, мудрая, старая латынь.
— Чепуха! Чертовщина! — взорвался Василин, ставя фужер. Краска, чуть отхлынула от лица, но сам он — точно из воды выхваченный ерш: ощетинились короткие бровки, сморщилась на лбу гладкая кожа. — Знаем! Бывали случаи, когда успевали гроб заколотить, гвозди забить, а потом…
Он не договорил. В кабинете зазвонил телефон. Звон «дальнего» Василин узнал безошибочно. Вместе с упругим толчком сердца мелькнуло: «Вот, может быть…» И уже энергично поворачиваясь к двери, сказал:
— Так что погодите… — Он хотел сказать «поперед батьки», но только резко бросил: — В пекло!
В трубке знакомый голос полковника Танкова:
— Товарищ командующий, по вашему приказанию докладываю о «Сатурне»…
— Ну? — нетерпеливо перебил Василин, по тону догадываясь — что-то произошло. — Опять не успели? Или, как плохим танцорам, помешала погода?..
— Успели, товарищ командующий… Но не сбили. Не достали по высоте.
— Что вы мне голову морочите? — внутренне леденея, оборвал Василин. — Потолок истребителя меньше, чем досягаемость снарядов «Сатурна». Ну!
— Сами так думали, товарищ командующий… А на трассу вышел, глядим — другое! Бьем, бьем — и не достаем. А он еще будто издевается, утюжит и утюжит. Восемьсот снарядов выпалили…
— Кто истребитель выводил?
— Майор Андреев. Как договаривались. Знаете, товарищ командующий, его фокусы. Поутюжил, потом со смешком докладывает: катапультируюсь. Ну а после этого «Катунь» стреляла, первой ракетой сняли…