Алексей слушал его с улыбкой, думая о своем. Умнов и раньше имел привычку даже о самых мелочах говорить внушительно, будто каждое его слово было драгоценным металлом, в подлинности которого никто не мог усомниться. В пору учебы Алексей просто сказал бы: «Серега, заглуши». И тот бы не обиделся, сморгнув под очками, а теперь вот расхвалил, но прервать его вроде неудобно: действовали какие-то новые обстоятельства. Условности, что ли?
— Идет самая настоящая революция в военном деле, — продолжал в прежнем тоне Умнов, — с боями, потерями, выигрышами и проигрышами. И тут, как ты знаешь — учили! — действуют объективные законы: старое нелегко отдает свои позиции новому. — Он повернул наконец лицо к Алексею, посмотрел строго. — И чтоб ты знал: между нашими епархиями — конструкторским бюро и вашим управлением — не очень добрые отношения.
Алексей насторожился: это уже относилось к его будущей деятельности, любопытно послушать. Но послушать не удалось — подошел Костя. Обняв обоих за плечи, стиснул до хруста:
— Вот мы и вместе, черти! Не знаете, как я рад!
— Ой, задушил! — взмолился Сергей.
Костя рассмеялся, приослабил тиски, но, по-прежнему держа друзей в объятиях, затянул негромко:
Пели негромко, в такт песне чуть покачиваясь из стороны в сторону, точно на палубе. Сергей пел с напряжением, будто выполнял серьезную и важную работу, оттопырив нижнюю губу; Костя — царапая слух низкими подголосками; Алексей — по-дирижерски вскидывая рукой. Так у них было заведено, особенно на экзаменах: ждали друг друга у дверей аудиторий, выходил и сразу — как? Четверка. Становились и коротко запевали:
Лена и Лелечка на кухне домывали посуду — стеклянное позвякивание, говор вперемежку с хохотом долетали оттуда.
Фурашов без всякой связи вдруг спросил:
— А помнишь, Костя, начальника курса? Как ты его — с полковничьим кителем?..
Сергей усмехнулся, подтолкнул очки на переносице.
— Когда чучело-то сделали? — спросил он. — Здорово. Рукава на столе, в одном — линейка, в другом — ручка, перед кителем белый лист бумаги, графин с водой, на плече — телефонная трубка, а на воротнике — фуражка… Настоящий «папа Пенкин».
Фурашов подхватил:
— Стой! Ходили смотреть всем курсом, помните? А после нагрянул Пенкин, красный, надутый, как индюк, допытывался: кто сделал?
Смеялись до слез. Костя, будто его схватывали колики, сгибался в поясе, держась за живот:
— Погоди, погоди, Алексей!.. А «Химические источники» забыл? Долго не знали твоей тайны, думали, вправду лежа читаешь этот учебник! Пенкин как-то зашел, нас облаял (в карты дулись), а тебя в пример поставил: даром время не тратит! Ох-охо! Стоило ему посмотреть тогда в твои глаза — понял бы, что Алексей Фурашов седьмой сон досматривает!
— Было! Было… А тебя, Костя, за эпиграмму таскал… И сейчас остро пишешь, подкопы журналистские роешь!
— Верно! — отозвался Сергей Умнов. — Ушел, предал нашу троицу, инженерию. Был человек, стал газетчик.
— Не сжигай все корабли… Гляди, а то еще доберусь до вас!
— Алексея тебе не достать — в Главный штаб идет. Олимп военных богов.
— Ну ладно, а вот до твоего, Сергей, патрона, до Бутакова, точно доберусь.
— Борис Силыч… — раздумчиво проговорил Алексей. — Кумир Сереги Умнова?
— Сергей и сейчас им восхищается, может, только с небольшими примечаниями…
Умнов промолчал, сняв очки, протирал их платком, подслеповато морщился. Рассеянная, грустноватая улыбка тронула его полные губы. Фурашов припомнил, как Сергею в прошлом нередко доставалось за эту меланхолическую рассеянность от резковатого, взрывного Коськина. Чаще это случалось, когда Сергей выходил после экзамена и равнодушно сообщал — четверка. Костя наскакивал на него коршуном: «Несчастный меланхолик! Четверка! Посмотрите на него! Да ведь ты же лучше нас всех, вместе взятых, знаешь! Чуть бы поактивнее, не тюфяком перед преподавателем. Понимаешь, не тюфяком!»
Но и обескураживал его Сергей именно вот этой улыбкой — и виноватой, и немного насмешливой.
— Ишь, ухмыляется! Старая привычка, — не выдержал и сейчас Коськин.
Возможно, Сергей и ответил бы, но в эту минуту Лелечка появилась из кухни:
— Ну, Сережа, я готова!
Костя потянул Алексея в коридор провожать чету Умновых.