Василин всякий раз, когда его выпускали тяжелые, дубовые, на роликах двери и он садился в машину, представлял, на секунду закрыв глаза, комнату на втором этаже дачи с крошечным, игрушечным, балкончиком, представлял, как, выпив ломотного, со льда, пощипывающего язык малинового квасу, откроет узенькую дверцу на балкончик, ляжет на кушетку — и сразу в нос пахнет терпко и возбуждающе хвоя: прямо в дверь протягивает свой сук кривая, с коленом у комля сосна. Среди густых, чуть скрученных игл три шишки, коричнево-розоватые, со смоляными потеками…
А квас — это семейная, точнее одной Анны Лукиничны, гордость.
В обычные дни, когда на даче его ждали покой и отдых от забот, он мог и не торопиться. Он любил дорогой обдумать дневные дела и события, вроде бы подвести итог. Просторная, сильная машина хоть и покачивала, но мягко, осторожно, точно одушевленное существо, боясь потревожить, сбить мысли того, кого везла… Но сегодня день необычный — на даче должны собраться гости, и он торопился, нервничал. Нет, гости не какие-то особые и немногочисленные — довольно узкий круг. Да и повода особого нет — просто, мол, на последние грибы, впереди предзимье, конец дачному сезону. Так он приглашал гостей, так объяснил Анне Лукиничне. И конечно же, гости ухватились за эту идею — знали, каких только грибов, солений, закусок не выставит дородная, искусная хозяйка! Но был в этом приглашении и тайный смысл, о котором вряд ли открыто признался себе сам Михаил Антонович. Хотя, что уж тут, именно сейчас, чем ближе к даче, тем явственнее перед глазами, как наваждение, встает одно и то же: застолье у профессора Бутакова по случаю пятидесятилетия, случайное соседство с той… с Лелей. Кажется, жена инженер-майора. Василину его представили: так себе, очкарик, вроде бы из тех, «умников»… Калерия Викентьевна, хозяйка, полноватая, но подвижная и кокетливая, устраивая тогда гостей, за стол, объявила: мужчины рассаживаются первыми, оставляя рядом места для дам, а после сама подводила дам, усаживала на места по одному ей известному принципу. «Вам, Михаил Антонович, — подчеркнуто проговорила она, — королеву вечера. Прошу не влюбиться! Лелечка Умнова». Лелечка была одета с тем сдержанным вызовом, который заставлял невольно обратить на нее внимание: черное с блестками платье, такое короткое, что, когда она садилась, выпрастывались округлые пухловатые колени, отливали восковой гладью. Впереди платье было вырезано в меру, а сзади декольте было узким и глубоким, открывало желто-гладкую ложбинку… Шуткам Василина Лелечка смеялась заливисто, громко, откидываясь на спинку стула и вздергивая под столом ногами. Вот они-то, точеные, и ввели окончательно в смущение Михаила Антоновича: внутренне стыдясь, он поглядывал на них… А потом, — фу, черт! — когда расходились, в его руке оказалась Лелечкина рука, маленькая и горячая. И тогда, будто какая пружина соскочила внутри, он выпалил: «А не собраться ли нам, вот этак вечерком всем на даче, на последние грибы?..»
Этот вечер наступал, и она, Лелечка, тоже должна быть.
Генерал нервничал, злился: может опоздать, гости съедутся.
Он злился на шофера, которого всего как два дня видит: новенький. Что в нем не нравится? Больно интеллигентное лицо? Ведет машину деликатно. Старается угодить или аккуратист, правилам следует? Гражданский — не солдат!.. Злился Михаил Антонович и на милиционеров, которые один за другим козыряли, не поднимал в ответ руки, вдавившись могучей спиной в спинку сиденья; на адъютанта, который, называется, расстарался… Стареет, разжирел, перестает «мышей ловить». Всегда так. Из старшин, С фронта до капитана вытянул. Память у людей коротка. Недаром и Анна Лукинична жаловалась: не тот стал.
Но разве в адъютанте дело? С Яновым как? Сегодняшний разговор — не первый и не последний. Каждый из нас умный! Но отсидеться всю войну в тылу или, как он, Василин, от звонка до звонка на фронте, — не одно и то же! Круши и бей. Бей, как можешь, круши, как сумеешь! Против кого только он не ставил свои зенитки! Самолеты, танки, пехота… Против всего. И его, Василина, с пушечками со счетов сбрасывать ой как рано! За ним какие тысячи стволов — от Кушки до Новой Земли, от Бреста до Сахалина. Нет, шутите, товарищ маршал! Пусть синица, но в руке. Там же — яичко в курочке. Его надо еще снести. Конечно, если прислушиваться к генералу Сергееву, то розового дыму будет много, и нужна желтая фара, желтый свет, чтоб пробить весь туман. Но он пробьет, он представит проект, хотя пусть для этого все офицеры будут работать дни и ночи! Но там будет полный примат артиллерии над несуществующими ракетами, там будет и полное подчинение. Сергеев, конечно, представит тоже проект, научно обоснованный, однако… слепой сказал: посмотрим! Есть еще и Военный совет!