Без костюма, баллона, ласт. Практически в чем мать родила! В общем, еще несколько минут не мог открыть глаза.
Без сил, не понимая, не помня всего трагизма обстоятельств. Словно после любовного действа. Или может,
клинической смерти? Так или иначе, был он в сильном расстройстве. И твердил с полной убежденностью, что в
пучине отняли русалки у него душу. И выбросили на камни тело. Вот так, девушка! А вы говорите!
— Нет, это Черный дайвер подкараулил его. И заворожил, — дополнил другой собеседник. — Уже не первый
раз его здесь замечают. И только в некоторых местах. Говорят, он все здесь облазил, может, нашел когда-то эти
сокровища. Но держит их на дне, не может оторваться. Охраняет вместе с русалками.
— Если русалки могут утянуть на дно, то Черный дайвер, наоборот, были случаи, спасал, выносил на скалы, —
заметил третий.
— Ну, не знаю, Черный дайвер там или кто, А только наутро снялся он и уехал. Насовсем. Больше этого парня
здесь не встречали.
* * *
Гоша укутал Данку полотенцем. Она дрожала, словно вместе с костюмом сняла свою кожу. Он обнял тепло и
сильно ее молодое тело. Так само собой получилось. И Данка приятно подалась к нему, прильнула с душой на
мгновение, и искра пробила их телесное единение, разрушив границы симпатии и флирта, открыв барьеры к чему-
то неизмеримо большему.
Он говорил мягко и чарующе, щекоча дыханием в ушко:
— Ну вот, теперь и у нас есть тайна. Больше никто не знает. Только ты и я. Тайна пиратских сокровищ. Одни
теряют веру и прячут в немыслимых местах в глубине самое ценное. Другие в этих поисках теряют разум и порой
жизнь. Подводный грот, груда камней в дальнем углу. Кто знает, может быть мы когда-нибудь еще раз наведаемся
туда. Проверить сокровище в груде валунов. И русалки вернут его нам. Нужно только знать волшебные слова.
— Какие? Дельфиньи? Таки-таки, поки-поки?
— Ну, например: «Морская красавица, яви чудо!» И камни превратятся в кучу золотых трофеев. Как будет по-
древнегречески «морская красавица»? Ты какому языку обучена, кроме родного?
— Много разных. Что-то сейчас не вспомню, — смутилась Данка. — И вообще что-то ты меня дуришь. Как
маленькую девочку. Клады, пираты, русалки! А я, как дурочка пришибленная, тебя слушаю, зачарованная. И верю!
— Это отработанный ход. Многим нравится поэтичная загадка этих мест. Рэки, затонувшие подводные
объекты. Глубокие и таинственные подводные пещеры и гроты. Прекрасные предвечерние закаты. Байки у костра.
Уха рыбацкая под рюмочку. И песни под гитару.
— Так, что у нас там по программе? Кстати, что-то очень кушать хочется, — вернула их к реалиям голодная
прагматичная Лорик. — А давайте пожрем чего-нибудь. Или кого… — она, сделав страшные глаза, посмотрела по
сторонам.
— Да, — встрепенулся Гоша, — второй акт нашей постановки — посещение рыбацкого стана и уха. Ну и,
конечно, байки у костра. Куда без них?
И невольно встретил взгляд Данки. Оба немного смутились. Наверное, они боялись довериться этому
мимолетному чувству единения, которое всколыхнула в них глубина моря. Он по жизни был один не потому, что не
хотел! Попросту последние годы никого близко к себе не подпускал. Так камни выпали. И она была со многими, но
не оставалась ни с кем надолго. И тоже кого-то ждала, надеялась. Так показывали ее звезды.
Они со страхом чувствовали все возраставшую симпатию друг к другу. зная наперед взрослую истину, что все
это закончится, как обычно. Ведь чудес не бывает… Но в глубине души, сквозь дожди житейских разочарований,
как дети, верили в радужные рассветы. Надеялись, а вдруг на этот раз все случится по другому. Будет, как в сказке
про прекрасного принца и пробудившуюся принцессу. Господи, почему нет? Так пусть это произойдет хотя бы один
раз в жизни!
* * *
На Атлеше, древнем прибежище пиратов и рыбаков, их уже ждали. Атлеш величественно возвышался диким
утесом, отвесно обрывавшимся в море. И гнездившиеся в каменной сорокаметровой круче чайки пели здесь свои
надрывные предвечерние песни.
Удивительно быстро с этими погружениями пролетел день. Спокойный серый сумрак наступал с моря, сменяя
алый горизонт безумного заката. Голод судорожно сжал внутренний мир. Тот перестал мудрствовать и завопил о
пище. И костер внизу с душистой ухой в бурлящемкотле был как раз вовремя.
Как по мановению волшебной палочки на струганном деревянном столе появились закуски и бутылка
запотевшей водки. Все проводили первую рюмку, закусив неимоверно вкусной прессованной икрой кефали с
хлебом. А с ними лук и помидоры, и поверх — крупной солью. Неизменные рыбацкие угощенья утолили первый
голод в ожидании главного блюда –царской ушицы.
— Эта икрица, кефалиная, — начал первую баечку костровой, старый матрос рыбачьего стана, — она того…
дуже ценилась в древности. Эти, как их… О, византийцы, так те ценили ее выше черной. Ну и мы ее под водочку
полюбляем. А можно и с пивом! Эх! Это Константиныч, его благодарите, — он кивнул на Гошу, — он у нас всегда
дорогой гость. Ну и его друзья — наши друзья. Потому вам такое редкое угощение. Клюзив, як кажуть у кини, — на
какой-то смеси языков закончил он.
— Сразу не представил — думал, что вы его уже знаете. Его знают все. Вот, знакомьтесь, это вездесущий
Рачибо. Местный дух, моряк, старый пират и баечник. Как кот-баюн… и старуха Изергиль в одном лице.
— Нет, Рачибо больше на краба схожий, — улыбнулся молодой моряк. — Атлешский краб-баюн Рачибо.
Все повернулись к догоравшему костру. Дана мягко пригрелась под крылом у Гоши. И теплом своим
растапливала его гордое и неприступное эго.
— Эк, — крякнул Рачибо, — такий я потому, что предки мои из этих мест. Помесь степняков и мореходов.
Вообще древние это места, — начал он. — Это сколько рокив? Двадцать, а може, и тридцать тому. Заходили до нас
на рыбачий стан ахренологи. Чи археологи. Кумедные хлопцы. Так они за чарочкой да под таку саму ушицу сказки
сказывали. Я цю ихню баечку наизусть знаю. Слухайте.
Пришли якось издалека люди. Чи марийцы, чи арийцы. Огнепоклонцы були ти перши люди. Хоч и
трудолюбны. Нарыли землянок у степу, шатров походных соорудили, привели конячок да верблюдов, баранов та
коз всяких. Только до моря подходить еще близко боялись — больно страшным оно им казалось после
неподвижных степных просторов. Вроде как враждебная стихия.
Говорил Рачибо, складно выговаривая умные слова. Когда-то услышав, их крепко держала его память.
Казалось, он сам менял облик, преображаясь в того археолога, заморочившего ему голову когда-то своими
застольными, за рюмкой, рассказами.
— Прошло время, и сильные стали поджимать до самой кромки земли, к морю, слабых. А травы — ну вы ж
сами видели — никакие. Скудные и соленые. Да кручи — опасные и обрывистые. В общем, не дюже.
И была у этих кочевников-степняков дивчина прекрасная. Чародейка и жрица, хранительница священного