— Мне кажется, что я знала тебя целую вечность. Я очень хочу быть с тобой. И буду, всегда буду! И еще хочу
тебе сказать по великому секрету: кажется, я влюблена в тебя, как последняя жучка!
— Только кажется?
— Ну что ты, глупый. Конечно, разве тебя можно не любить! Я люблю тебя, мой пират, мой капитан, мой
дорогой подводный охотник! — Она благодарно и доверчиво прижималась к нему, маленькая и хрупкая девочка. —
Но я не вольна. Я должна отработать диплом. И еще проценты. И еще что-то. Из той жизни, где бабушка, мама.
Словом, в мире меня окружает куча условностей, обязанностей, договоренностей и прочего. Как я могу уйти от
всего этого?
— Молча, не думая, раствориться для них всех. Как будто тебя с ними никогда не было. Мы уедем. В другую
страну, куда угодно! У меня большие планы. В океане до чертиков еще разных рэков там, подводных обьектов!
Экспедиции на них пользуются устойчивым спросом. Не пропадем. Кое-что есть, на жизнь хватит. И я еще кое-что
умею. А там мы уже будем играть на моем поле.
— Ага. Поменять фамилию, имя. И потом всю жизнь оглядываться, вздрагивать, что приедет Колюня с
бригадой, и все это закончится. Нет, станет еще хуже!
— А хочешь, я завалю эту твою страшилку? Тряхну стариной, дурное дело — нехитрое!
Он пробовал мрачно шутить, но злоба вскипела в нем, вспыжилась в сознании тяжелым пузырем. Он
чувствовал, что чем сильнее отдается чистому к ней чувству, тем больше ненавидит всех, сломавших ей жизнь. И
хрустнул яростно сжатым кулаком.
— Что ты, не бери грех на душу, — испугалась Данка. — Они этого не стоят. Как это возможно: чья-то жизнь
взамен на нашу любовь? Не правильно это. Нет, я не смогу так! Что правильно, что нет — уже совсем не знаю!
Слезы блестящими камешками скатились из ее глаз. Она смешно утерла их кулачком, вздохнула тяжело и
надрывно.
— Впрочем, надоело все до чертиков. Устала от одиночества. И оставляю за собой право, как мама... Или уйду
в море и не вернусь. Русалкой стану. Буду дайверов завлекать, — невесело улыбнулась она.
— Нет, все уже прошло. И я никогда не оставлю тебя.
— Ты шутишь? Пройдет еще два—три дня и ты не будешь знать, как отделаться от меня. Тут можно по-всякому.
Через презентик, технично, типа: бизнес, спешу. Или: так, мол, квартирку сниму, встречаться будем изредка, и все
такое. А можно подешевле, по-простому— на три буквы… Не бойся, доставать тебя не буду.
— Ну что ж ты такая обиженная на весь мир. Ну, прости меня, — с горечью произнес он, нежно привлекая ее к
себе, — Прости меня, что глупости тебе говорю. Что не верю своему счастью. Девочка моя, любимая, Даночка, Дана.
Все будет хорошо, вот увидишь! Теперь больше никто и никогда не обидит тебя. Слышишь?— и бережно поправлял
ее непослушный локон, — Никто и никогда! Потому что теперь у тебя есть я. А ты есть у меня, маленькая моя,
желанная, любимая…
Казалось, она никак не могла удержать в себе море счастья от настигшей их Любови, и слезы соленым
бальзамом изливались на их израненные души, истосковавшиеся по душевной и человеческой близости. Он
радовался и целовал ее глаза. И не было ни прошлого, ни будущего, а только сегодня и сейчас, в неповторимом
единении, которому, казалось, не будет конца.
Снова они были вместе, снова лежали, обнявшись. И она нежно гладила его сильное тело, обводя пальчиком
выемки шрамов.
— Гоша, откуда эти отметины? Это пулевые? Бедненький. Это же, наверное, было жутко больно. Такие
дыромахи! И эта страшная на виске.
— Знаешь, в моей жизни тоже все не так просто. Эти шрамы на теле — как вехи грешного пути. Не всегда
праведного и прямого. В этом ирония жизни. И понимать ее начинаешь тогда, когда ничего не в силах изменить.
Он говорил ей, открыв душу, как на исповеди. Слова, очищая помыслы, изливались в бархат ночи, приятно
будоража. А она слушала его, крепко обняв.
Много лет назад он сделал ошибку. А ведь могло все в жизни быть совсем по-другому. Он поменял свою
любовь на молодечество. Бурлила внутри сила воина. И конечно, не думал семьей себя связывать. Как только
узнал тогда от подруги, что у них может быть ребенок, сначала испытал чувство гордости, что это мое и могу. Был
разговор с ее родителями. Можно было получить отсрочку от призыва, учиться в техникуме дальше, завести дом,
семью. Но он подумал тогда: это дорога в рабство. Семейное. Хотят заженить! И сбежал. Как нашкодивший
мальчишка. В военкомате все удивлялись: сам напросился на войну. Там мог погибнуть. Был ранен, но ничего,
зажило все. В общем, тоже воевал, как и ее отец. Кто знает, может они встречались где-нибудь на войне. Но это вряд
ли, тема таких встреч скорее из совдеповских фильмов. Не знали практически друг друга солдатики. И шли в бой,
под пули. Учились смотреть в глаза смерти. И научились убивать.
Уже потом, из госпиталя, вместо того, чтобы добиться комиссования, написал главнокомандующему прошения
о переводе в подводный спецназ. И добился своего, попал в школу бойцов-подводников — всегда мечтал о ней.
Там было еще труднее, чем на передовой. Но он стоически терпел нагрузки, учился искусству боевого пловца,
боролся с собой и с врагами Родины. И искренне считал все это правильным мужским делом.
Ангел-хранитель всегда поддерживал его. Есть такое. Как дар божий при рождении. Он уводил тело от
неминуемой смерти в самые страшные моменты. И казалось, что так будет всегда…
Однажды на рейде в Бейруте их группу атаковали боевые дельфины. Натовские. Оснащенные ножами на
плавниках, пиками на носу, сильные, жестокие животные, они были идеальными подводными убийцами. Устроили
с людьми кровавую карусель, остальное доели акулы. Из всей группы вышел только он один. Израненный, не
потерял аппарат и высидел в обломках какого0то корабля, наблюдая за кровавой трапезой подводных тварей.
Его случайно подобрали рыбаки. С трудом выходили от ран, потом тайно переправили в Сирию, на нашу базу.
Все погибли, а он выжил. Судьба, другое предназначение? А может, тяжелая ноша? Или ангел-хранитель? И
вообще, можно ли говорить всерьез об ангелах или о дьяволе, как о реально существующей силе, действующей в
мире?
— Конечно, Бог существует, и ангелы — это его помощники в добрых делах. А вот дьявол, неужели он
существует на самом деле? Может, все это легенды, страшилки, пережиток веков? — размышляла Данка. — А может,
его начало, подлое и жестокое, всегда находится в самих нас? Зреет, выжидая случая. Ну, когда нужно выжить
любой ценой.
— Это так, к сожалению. Многие люди воспринимают все это, как сказки. Не понимают, что величайшей
победой дьявола было то, что он смог внушить людям, будто его нет. Под дьяволом Святое писание понимает
особую личность, свободное разумное и бесплотное существо, отпавшее от бога по своей воле. И способное
вселяться в разные тела, порабощать их своей воле. Это темный колосс, демон с повадками животного и
интеллектом и речью человека. В современном понимании это Эгрегор — информационная структура,