напуганная, заплаканная, сломленная.
— Гоша, хочу сказать тебе. . . — рванулась к нему.
— Куда, овца! — молодчики остановили грубо, за руки.
— Эй вы, дебилы! Прочь руки от нее!
Те отпрянули, как быки на бойне.
Гоша еле сдерживал себя, крепился — не время. Моряки Атлешской бригады считали его своим, местным,
потому напряглись и застыли в ожидании, кто с топором, с ломиком. Над Атлешем витал дух азартного конфликта.
Успокаивал Данку:
— Ничего не бойся, малыш. Скоро все закончится. Все будет хорошо, — старался выглядеть как можно бодрее.
— Угу… — сквозь слезы едва улыбнулась она. С верой в него. И надеждой на лучшее.
— Все, брэйк, годи… — разводил всех распальцовками Колюня. — Господа, это всего лишь бизнес, и стороны
знают, чего хотят. И все мы отвалим отсюда, когда получим свое. — Он хапнул недавно пару «дорожек» для
«драйва», и был уверен в себе. — Да, Гоша, на два слова — перетрем наши проблемки. И забирай свою кралю, без
проблем, типа, акт доброй воли.
— Идем, бесенок, попробуй рассказать, — видел его насквозь Гоша. — Только смотри внимательно под ноги,
чтобы ненароком не пострадать. Нам сегодня идти в одной связке. Споткнешься, шею свернешь… случайно… И кто
будет нюхать тогда твой порошок?
Очень кстати к воротам подкатила, вся в степной пыли, скорая помощь. Как будто случайно. Медики
надеялись угоститься свежей кефалью в период лова.
Моряки завели заплаканную Данку в кубрик-каптерку и остались возле двери, собравшись в круг у входа
покурить. А старый Рачибо, мариман-колхозник, ветеран приморской жизни, миролюбиво подкатил к
бритоголовым:
— А вы, хлопци, тэж эти — дайверы? Из офицеров будете? Чи може, ти, по торговой части? А мы з рыбаков.
И уже развлекал быковатых гостей своими байками: и как Атлешские кручи держать оборону помогают, и кто,
когда и как падал насмерть со скалистых обрывов.
Гоша подошел к обрыву смотровой площадки. Впереди лежал клубящий синим горизонт. А здесь солнце
согревало дивный вид Тарханкута, с отвесными белыми берегами и скалой — Сфинксом, каменной личиной
выдающуюся в море.
— Она здесь метров пятьдесят. — Рядом на корточки, спиной к парапету, присел Колюня: — У меня лично одна
предъява: расчет за Дану и кассеты, бумаги Хозяина. Гнили. Эмира. Слышал про такого?
— Такого не знаю. Ты снова путаешь. Тебя зациклило на этой идее. Завис, как хреновый компьютер. И зря ты
меня примешиваешь в ваши дела. Вот, возьми, это все, что есть. Бери, если понравится!
Гоша пододвинул ему полную багажную сумку. Тот жадно открыл ее, принялся перебирать покрытые темным
налетом времени подводные артефакты.
— Слушай, это не фуфло? Это что, с «Цесаревича»?
— Кое-что — да. Что-то — с византийской галеры. Много всего, на любителя. И вот еще. Расчет. За Данку, —
Гоша протянул ему плотно перетянутую резинкой пачку. — Здесь тридцать тонн. Все, что было за сезон. Этого тебе
хватит?
— Хватит? Да ты за кого меня держишь? Что, я на лоха схожий? Не надо со мной так!
— Хорошо, тогда вот еще ключи от джипа. Забирай, — он кинул ему ключи на брелоке.
— Смешной ты, — тот поймал ключи, покачнулся, привстал, чтобы не упасть. Вот оно, пошло-покатило. Фарт,
расчехляется пассажир! Сознание этого захлестнуло черной радостью, — Вижу, признаешь хвосты. А по вопросу,
сколько кому хватит, — мне нужно все. Что, не понял еще до сих пор? И общак, который ты забрал тогда, и
документы — всю делюгу. И подводные сокровища, в оплату за бока. Кстати, то, что нужно этому Эмиру, — детали.
Можешь себе оставить. На память. Скажу, что мы их утопили. И вообще, держать этим компроматом нашего
Большого Гнилю за хлястик можно, аккуратно если.
— Ну, это же бред! Кассеты, бумаги… Легенда про общак… Заманушка гнилая для несмышленых. Сам подумай!
На каждое богатство уже есть хозяин. Поезд ушел! И компромат твой тухлятиной тянет. Так что бери то, что дают.
Без обид, и разошлись бортами!
— Я готов к этому — стать хозяином богатства, — не мог совладать с собой Колюня. — Да я к такому моменту
с детства себя готовил. Шел, через всех переступая. Ты мне отдашь все — и это единственный твой шанс остаться
на этом свете!
— Да, вижу, тебе ничего уже не втолкуешь. Тогда пойдем, возьмешь все сокровище сам. Я покажу тебе. Ты
молодой. Сколько тебе было в начале девяностых? Восемнадцать, двадцать? И с тех пор в шестерках? Стал
сутенером? Невелик результат к тридцати пяти. И вот наконец подфартило. Что же, пойдешь на эту глубину. И пусть
она все решит. Почти шестьдесят метров — для меня сейчас это нереально. Я если уйду туда — уже не выйду,
скорее всего. А ты молодой, для тебя это не предел. Там все. Пойдем вместе, я согласен.
— Имей в виду, пойдем не одни. Своих беру. Они у меня опытные. В Средиземке на пятьдесят уходили.
— Это тебе не Средиземка, это Тархан. Пацанов пожалей.
— Замуливаешь? Вот ты рыба! Ничего, и я повидал! Ну-ну, может, опять скажешь, у русалок хранится твоя
касса? У царя морского? Вот ты сказочник! А теперь меня слушай. Долго я тебя вел. Ты, конечно, крутой мужик.
Таких я уважаю. Сначала думал, не ты, а лох какой-то. Хорошо ты отвалил тогда, технично. После одни только
трупы. Ни денег, ни тебя. Думаешь, поверили, что это твое тело в машине разорвалось? Ха, люди с лимонами в
руках так глупо не погибают. Я искал тебя все эти годы. А ты фэйс подправил у хирургов и айда, кайфовал в
Северной столице. А домишко прикупил на Тархане зачем? Что, думал, забыли за столько лет, не вспомнят? Или
эта… ностальгия замучила? Я парился с такими на Чужбине, слышал! Господи, да мне бы твои бабки — только меня
тут и видели. А твоя дочурка проявила тебя, сама не зная. Вот уж бывает как!
— Что ты сказал? Дочка? — внутри него что-то перевернулось, снова сильно закололо в груди. Словно душа
не могла больше терпеть такого! И боль, и тяжелое разочарование захлестнули, разъедая, как червь, душу. — Ты
уверен? Дочка? Врешь! Она знает об этом?
— Не волнуйся, узнает. Смотри, до времени не крякни. Говорил же я тебе, что в итоге она будет во много раз
дороже. Это после того, как развели меня на глубине, мол, чудом вовремя поспели... И я как лох тогда, плакал!
Помнишь, я обещал сделать тебе подарок?
— Не припоминаю, — ответил ему Гоша.
— А я сдержал слово. Телок подогнал тебе. Чем могу, как говорится. Не я же виноват, что ты сам так
распорядился. Или судьба. И потом, я не был до конца во всем уверен. Только когда Лариска отзвонила и сказала,
как вы с ней похожи, с Данкой. Тебе самому не показалось?
Колюня закурил, довольный собой, выдохнул сигаретный дым в свежий морской ветер.
— Да и я тебя не забыл. Давно еще помнил. Мне было лет двенадцать, когда ты гулял с одной девкой с нашего
двора. Ну, еще вы лизались под шелковицей. С Милой. Ну? Помнишь такую? Вот, и кольцо ты ей подарил, узнаешь?
— он расстегнул спортивку и вывалил несколько цепей, среди который грустно блестела Данкина, тоненькая, с