можешь чего-то стоить только в компании с вышибалами. И выше тебе не подняться. И ничего ты Данке не
сделаешь. Никуда не денешься, пока не получишь того, что нарисовал себе. О чем мечтаешь? Нет, что заслужил! И
это будет твое!"
Внизу, на волнорезе, все облачились в гидрокостюмы. Колюня со своими с одинаковым, будто только из
магазина, оборудованием. Собрали все для подводной охоты — пневморужья, остроги, и сели в моторку.
— Твой нож, что на поясе, — оставишь здесь! — Колюня переглянулся со своими. Те ухмылялись,
самоуверенные и еще платившие по жизненным счетам. — Нож тебе не понадобится. Мы же с тобой?
— Не вопрос, — Гоша открепил нож и бросил на волнорез. — Так? Сейчас немного покатаемся, поехали, —
скомандовал матросу в лодке. Мотор мощно заревел и вытолкал лодку вперед, в море.
Гоша первым ушел с лодки в воду. За ним Колюня, перекрестившись, как перед карой. Затем двое его парней.
Вода бурлила, пузырилась вокруг якорного линя, будто в глубине играли огромные рыбы.
Прошел почти час. Время было на исходе. Море беспокоилось нарастающей волной. Матрос в лодке сбросил
капроновый якорный линь и едва успел до первых шквалов вернуться за атлешский волнорез. Надвигался шторм,
несущий бурю. Первую осеннюю бурю, знаменующую конец бабьего лета на Тарханкуте. Рыбаки спешно поднимали
краном из воды лодку. Ветер шкарябал ее о камни. Позвонили на погранзаставу. Предупредили, что люди не
вернулись с моря.
Братва на берегу заволновалась, как щенки, брошенные мамой. Трезвонили кому-то по мобилкам. Все время
вышло. С максимальными допусками. Начинало темнеть, ветер с моря плевался через скалы солеными брызгами.
Они, растерянные, оставили Данку на Атлеше, и укатили, получив приказ не засвечиваться.
Данка рвалась на край Атлеша, но рыбаки удерживали ее…
— Казав, буде поганое дело, — сокрушался Рачибо, утирая соленые брызги, отбрасываемые через утес
разгулявшейся волной, — Тики так , навпростец, на Черепаху выйти можна, якшо повезет. Кто его знает?— И
указывал похожей на клешню рукой на далекие отвесные скалы.
« « «
Из тех, кто ушел тогда на погруженье, никто не вернулся. Шторм длился три дня. Как будто грозный Дэв
очищал о скалы свою злобу. Винясь, чьи-то души жалобно подвывали ветру, вымаливая себе путь в чистилище.
Когда ветер утих, в скалах возле чаши нашли два побитые о камни тела в одинаковых костюмах.
Позже спасатели нашли на глубине Колюню. В полном фирменном оборудовании. Он запутался в обрезанном
якорном лине и напоминал висельника. Прекрасно сохранился, болтаясь в глубине. Только посмертная гримаса
мертвого клоуна выражала ужас, словно перед самым концом увидел он то, что стоило ему жизни. Все золото было
на нем, кроме цепочки с колечком. «Пусть будет так, — думала Данка. — Так с этим колечком и ушло все в прошлое».
Никто особо не сомневался в причинах трагедии: неосторожность безбашенного молодечества плюс шторм —
вот она, ежегодная дань Тарханкуту.
Гошиного тела не нашли. Многие сожалели, удивлялись, как такой профессионал мог не справиться с морем.
Но дело житейское, и на старуху бывает проруха.
Еще через пару дней газеты запестрели сообщением о трагической смерти Хозяина. Как раз накануне начала
предвыборного марафона! Был дождь. Поднялся ветер. Его машина на трассе задавила ежика. На полном ходу
пошла юзом и врезалась в тракторную телегу, загруженную доверху навозом. Пока добрались до пострадавших
через завалы будущего чернозема, все было кончено. Неосторожность водителя. Судьба? Или духи постарались?
Потом Данку спросил какой-то дядька из сельсовета, юрист, и сказал, что на нее оставлена доверенность на
владение пансионатом и вообще всем имуществом Гоши, Трепы. Не Мирного. И еще передал коробочку с красивым
золотым сердечком, внутри которого была его крохотная фотография. И надпись на ней: "Люблю. Твой Гоша".
Теперь у нее будет сердечко. Взамен любимого.
Но здесь, в пансионате, она не могла остаться. Пока. Слишком многое напоминало ей о нем. Казалось, что он
здесь, рядом, только вышел и через минуту вернется и снова станет угощать ее абрикосовым джемом.
На столе нашла желтые зарики из кости единорога. Выпали кушем , да так и лежали. Взяв их в руки, вдруг
остро почувствовала потребность посмотреть, что же выпадет. Однако не стала испытывать судьбу. Спрятала в
жестяной чайной коробке где- то на полках кухни. Пусть побудут там до лучших времен…
Договорилась с кухаркой, что та и дальше будет здесь помогать и следить за всем в пансионате, чтобы не
разворовали добрые люди. И не устраивала ничего — ни поминок, не девятин. ни свечек заупокойных. Ведь никто
не видел его тела…
***
Когда Данка собиралась в большой, облетающий ранней осенней листвой город, все вздыхала, всматриваясь
в крохотное фото внутри золотого сердечка. Думала обо всем том, что произошло за эти несколько дней на
Тарханкуте. Но горя не чувствовала. Хотелось грустить и плакать, удивляться всем этим перипетиям последних
дней бабьего лета — последних ясных дней перед надвигавшимися темными тучами холодной и одинокой осени.
Может, зря все это? Она боялась, знала, чувствовала, что не выйдет ничего путного. Зачем? Ощутить смутно
желаемое, душевное и родное? Сильное и человечное? И чтобы все закончилось так бесчеловечно! Чтобы найти,
открыть — и с болью потерять?
Все-таки осталось кое что. И грот Посейдона. И Атлеш. И ночь на Джангуле. Она знала, что приедет сюда снова.
И пойдет на погружение. Так, как пел он в своем блюзе. А потом зажжет костер на высоком скалистом обрыве. Огонь
их племени, как торжество наземной стихии. И будет ждать своего любимого, не вернувшегося из моря. Ждать и
надеяться, уповая на звезды, одарившие ее всем этим. Отнюдь не вопреки… Ведь по дороге в вечность надежда
уходит последней…
Пошел дождь, мелкий, затяжной и холодный. Она всхлипывала в такт дворникам своей «Таври», скребущим
жалобно по ветровому стеклу. Сердце сжалось в груди, и она почувствовала, что не одна. Что кто-то есть у нее
внутри. Потом вдруг испугалась — ведь это могло быть Колюнино злое семя! Но тут же отбросила от себя
сомнения. Гоша, только он, новая жизнь, зачатая их любовью! И никого другого!
И мир показался совсем не таким безнадежным, глухим и суровым. Она улыбнулась сквозь слезы. Чему-то
доброму, родному, вечному. И потрясному …
Крым. Неаполис — Караджа. Сентябрь — ноябрь 2005 г.
Писатель: Сергей Седов
Название произведения: «Дайвинг - Блюз»
Категория: Романтическая повесть (классика, история, юмор)
Издательство: ОАО «Симферопольская городская типография»
Год издательства: 2007
Страниц в оригинале: 172