кулинарного искусства.
— Не только, конечно,— подхватила Лорик. — Вообще сейчас столько извращенцев развелось. А сейчас даже
будут открывать и голубые курсы. Для этих… — она кивнула за помощью к подруге. — Ну, скажи!
— Латентных провинциалов, Молодых гомосеков, собирающихся делать карьеру в столице, в шоу-бизнесе, —
подсказала Данка, — Знаете, порой мне кажется, если бы не "понятия", ну, наши конкретные нормы поведения, как
кодекс пионерской чести в смеси с заповедями Закона Божьего, то вообще!.. Вся страна загомосекалась бы. Не
хуже Западной Европы. Нет, серьезно. Если так и дальше пойдет, то вам, мужчинам, грозит вымирание. Как виду.
Потому что половая хромосома, благодаря которой вы появляетесь на свет, усиленно теряет гены. А женская
хромосома не меняется. И если так пойдет дальше, то эта хромосома совсем исчезнет. Вместе с мужиками. В каком-
то фильме видела. «Новые амазонки», что ли?
— А мне жалко мужчин. Все-таки некоторые из них такие лапочки, — приняв сказанное за свершившийся факт,
вздохнула Лерка
— Не горюйте! — вступил в полемику хозяин. — Природа не терпит пустоты. На смену мужикам придут какие-
нибудь другие существа. Третьего пола. Может гермафродиты какие-нибудь. Люди, имеющие и мужские и женские
органы, и те и другие.
— Вот как?— удивилась Лерка, моделируя ладонями интимную близость. — И это как они… и куда?..
— Кстати, действительно, попали в точку, гермафродитов становится все больше. Я читала, — продолжала
Данка, — в Европе — так точно, они жутко быстро числом прирастают. И мы еще лезем туда! В ихний Евросоюз.
Коллапсный коданс какой-то, честное слово!
Пират улыбнулся этой детской непосредственности, с которой девушки переживали за печальную судьбу
вырождающейся европейской громады.
— Вот вы смеетесь, а ничего такого. — продолжала Данка, — Сейчас это и у нас вошло в моду. Скоро
гомосеком быть будет даже почетно. А знаете, что оказывается? В голубые записали в последнее время не только
Чайковского. Да, даже Гоголя, Лермонтова, Сергея Есенина. Тоже кстати провинциала. А мы все с детства привыкли
считать его сердцеедом, покорителем дамских сердец. Короче, Содом и Гоморра.
— Я за традиционный вид отношений. Вы правы, об этом сейчас любят смаковать газетчики, — соглашался он.
— Но вселяет надежду другое: все равно правит миром любовь. В глобальном, родственном, духовном смысле. И
всем нам, мужчинам и женщинам, не обойтись в этой жизни друг без друга. И это записано на небесах. Вполне
вероятно, что на смену гомо сапиенс придет новый, более совершенный вид. Так уже бывало в истории Земли.
Техногенная деятельность человека может спровоцировать радикальные мутации. Скорее всего те, которые
направлены на развитие телепатии, ясновидения и другой сильной экстрасенсорики. Постепенно меняется человек,
по разным направлениям.
— Это знаете, как в Турции, — соглашалась с ним Данка, — Если ты родился в семье угольщика, то уже с
толстой темной кожей и чернотой под ногтями!
— Вполне вероятно, — иронично соглашался с ней добродушный хозяин, — Примеров масса. Где-то в
Бразилии, у племени ныряльщиков, часто рождаются дети с жабрами. Правда, долго не живут. Пока. Складывается
впечатление, что божественная природа постоянно с нами экспериментирует! Видимо, Господь не терпит
однообразия. Он есть любовь — в человеческом, планетарном, в космическом плане.
— Да, я тоже знаю! Такие особые дети появились в последние десятилетия. Их называют еще индиго — по
цвету ауры. Она светится синим. Правда-правда! — задорно дополняла его вдохновленная гостья.
"Симпатичная, бойкая деваха", — подумал Гоша. Спонтанно из памяти выплыла смутно картина давних
воспоминаний. Он, молодой и зеленый, вместе с такой, как эта Данка. Много лет назад. Она была фанатка его
ансамбля, в техникуме. Он "шарашил" на танцах на гитаре и пел фальцетом модные песни. Разнобойная аппаратура
громко хрипела. Мигал "самопальный" стробоскоп, зеркальный шар осыпал зайчиками темноту танцзала. Она
извивала свое красивое тело в такт музыке перед эстрадой, не включаясь в танцевальное действо толпы, а в
одинокой сексуальной грации желанья. И смотрела ему в глаза, улыбаясь, словно зачаровывала. И он выбрал ее из
танцующей толпы.
Потом была ночь с ароматом сирени. Пасха. Кругом милицейские оцепления, ДНДшные кордоны. Суета, гвалт,
пропускают только бабок в платочках. В небольшом окруженном людьми храме идет пасхальная служба с
песнопениями. Много верующих. А они, с этой девушкой, в ожидании крестного хода, прячутся от ментов и
народной дружины на старинном, заброшенном городском кладбище. Притаились в кустах у разоренных
надгробий. Тесно прижались друг к другу, объединенные одновременно страхом облавы и магией таинственной
ночи.
Он впервые поцеловал по-настоящему ту девушку. Она жарко задышала, подалась ему. И они, по-детски
суетно и неумело, приноравливаясь, слились в одно, неведомое им раньше, совершенное существо. И делали это,
с каждым движением все сильнее отдаваясь друг другу. Стонали, забыв о милиции и дружинниках, не замечая
развороченных могил и разбитых надгробий. А сверху, со стелы, из далекого прошлого века, на них сурово взирал
лейб-майор Тотлебен…
А потом, после крестного хода, когда снялись кордоны, сердобольные старушки угощали их свеченными
пасками и крашенками. И обнимали, поздравляя: Христос воскресе! И эта набожность словно омывала
святотатство акта соития под колокольный звон на замшелых могильных плитах.
На рассвете он провожал ее домой. На бульваре гасли фонари, поднималось утро, мягко и неотвратимо. И они
шли, обнявшись спонтанно, тепло и удобно. И были счастливы от переполнявшей их радости близости и единения.
Были влюблены. И голосили, опьяненные всем этим. Кричали: «Джизес Крайст — Суперстар», потом пели про
желтую субмарину с Толстым Карлсоном вперемежку, и что-то еще. Дворники метлами отгоняли нарушителей
утренней дремоты советского народа. А они смеялись, убегая, и, казалось, были готовы на все ради друг друга.
Лариска вернула затихшего хозяина к реальности, разливая кофе:
— Давайте я подолью вам немного, пока горячий. Сейчас новый заварю. Все-таки уважаю "Карт нуар".
— И я сразу полюбила вашу Черную карту, — поддержала Данка. — Особенно вкусная по утрам в таком
захолустье. А вы, вы в самом деле так думаете? Ну, про мир, прогресс и все такое? Прямо странно очень слышать
все это от такого мужчины.
— Такой, вовсе не философской внешности?
— Вы больше на пирата похожи. Мы вас как увидели — сразу так прозвали.
— Специально создал себе такой имидж. Здесь меня так и называют местные, "Пиратом". Но в душе я другой,
— он усмехнулся хитро и азартно, еще больше оправдывая прозвище.
— Да, конечно. «Внешность обманчива», — сказал ежик, слезая с половой щетки, — не преминула вставить