Огонь не зажигали. Было не так холодно. Да и не для кого. Все разбрелись по разным частям дома.
Вернулись девушки, попросили открыть консервы. Сиам машинально расковырял три жестянки.
– Нечего тут делать, – бросил он, когда опустошил свою.
– Юнона еще не ходила гулять.
Точно, Юнона.
– Там тоже нечего делать.
Они помолчали.
– Что ж, значит, здесь собрались хирург, учитель и кинозвезда, – буркнул Сиам.
Юнона покраснела.
– Кажется, я вообще боюсь крови. Так что какой из меня хирург.
– Я не уверена, что…
– … это правда? Вполне возможно. Но вполне возможно и нет. Если бы по бумажке ты была учителем, вряд ли бы сопротивлялась.
Юнона бросила жестянку в раковину. Глаза ее покраснели.
– Я не помню, чтобы мне было стыдно за свою жизнь!
Он понял, что перегнул.
– Прости, я не хотел.
Девушка не ушла прочь, но склонила голову. Солнце злобно уставилась на виновника, и тот отвел глаза.
Черт, с чего я вывалил все это на нее? Идиот.
– Нам жить вместе, наверно, еще долгое время, так что не стоит обижать друг друга. Хватает одной парочки. Прости.
– Ничего.
Юнона подняла голову.
– Как-нибудь прогуляемся.
– Хорошо.
Последующие дни зеркально отражали все предыдущие. Флейта и Джин сторонились остальных, заговаривая исключительно по бытовым нуждам. Бродили парочкой. Иногда перешептывались. Флейта окончательно приняла на себя роль его хвостика. Хотя тот и не походил на пример для подражания. От него так и разило спесью.
Гай был тих и не привлекал внимания. Он боялся заглянуть в чужие глаза и увидеть там презрение, поэтому большую часть дня сидел на стуле в кухне, сверля взглядом стену напротив. Наверно, это помогало забыться. Его вроде бы не презирали, но и не заговаривали, и вскоре он как-то сам по себе отошел в тень. Гай стал неприкасаемым.
Сиам пару раз выходил за дровами, но особой нужды в этом не было. Психологически необходимо было создать иллюзию деятельности, чтобы не свихнуться.
И иллюзию жизни.
Через пару дней внезапно опустилась прохлада. Во время пробуждения было жарко, но с течением дня откуда-то приходил живительный холодок. Небольшое послабление для обитателей.
Седьмой день. Сиам перенял функцию ведения календаря у Гая. Седьмая зарубка.
Как много и как мало.
На восьмой день Гай сорвался опять.
Посреди сна Сиам подскочил от грохота. Джин поднял голову. Оба переглянулись и выскочили к лестнице. Открылась дверь у девушек, выглянуло заспанное лицо Юноны.
– Что такое?
Сиам сбежал в кухню.
Гай.
Тело извивалось на холодном полу. Как удав. На столе почти пустая бутылка.
– Что там? – крикнул сверху Джин.
– Гай напился.
Джин буркнул что-то нечленораздельное.
– Спустись сюда.
– Зачем?
– Нужна помощь. Просто так бы не просил.
Ленивые шаги по лестнице.
– Тянет же тебя к этой дряни.
Сиам развернул тело на спину. Лицо корчилось и ежесекундно меняло выражение.
– Дай воду.
Джин замер в проходе.
– Воду!
Он нехотя подал бутылку с водой. Сиам запрокинул ее. Вода полилась в иссохший рот. Тело извивалось и плевалось, но жидкость попадала внутрь. Вокруг разлилась лужица. Тело задыхалось под напором. Кашляло. Пауза, чтобы отдышалось. И по новой.
Кажется, немного пришел в себя.
– Надо отнести в кровать.
Джин взял злосчастную бутылку и демонстративно вылил в раковину.
– Спирт мог пригодиться.
– Чтоб не повторилось.
Они взяли тело под руки и потащили по скрипящим ступеням. Скинули в постель. Джин сразу же ушел досыпать.
– Погибнешь ты так.
Его было жалко. Вряд ли он хотел именно так проживать свою жизнь. Вряд ли хотел оказаться здесь. Вряд ли хотел быть насильником. А получил только боль. Много боли. Бессмысленной и тупой. Наверно, так человек и губит себя – когда жизнь причиняет больше боли, нежели смерть.
После второго срыва Сиам начал иногда заговаривать с Гаем. Понемногу. Тот почти не говорил о себе. Хотя и говорить было нечего, кроме бытовых вещей. Гай не помнил прошлого, спирт выбил все напрочь. Голос его сильно охрип. Эта дрянь еще и горло прожгла. Видно было, что он сломлен. Из глаз пропала искра. Их заполнила какая-то агоническая вялость. Лицо посерело, осунулось. Он все также сидел на стуле большую часть дня. Ему будто бы неловко стало жить среди людей.
Солнце тоже потеплела к Гаю. Немного, но это ощущалось. Огромной цены стоило человеку вернуть расположение остальных. Хотя бы призрачное.
Как-то раз Гай даже неуклюже напросился помочь Сиаму нарубить дров. Но тот остановил его прыть. Гай был слаб, чтобы долго бродить вне дома и заниматься трудом. Сиам проводил его до кресла и ушел один.