Раз. Два. Три. Четыре. Нет четырех плиток – за половину дома. Наверно, с той стороны тоже четыре. Итого – около восемь.
Внезапно в ноздри ударил сладковатый запах, даже приторный. Будто знакомый, но никак не ассоциирующийся с чем-то конкретным.
Сзади послышался шорох.
– Можно я с тобой?
Девушка с порезанной рукой.
– Что со мной?
Она замялась.
– Ну… прогуляюсь.
– Хм, – он замычал в раздумье. – Можно и прогуляться.
А куда идти?
Развернулся и пошел в противоположную сторону. Девушка пошагала следом.
Они шли вдоль окраины рощи. Темно-зеленые кусты трусливо выглядывали из-за мрачных стволов, выставляя вперед самые тощие ветки. Деревья однообразно косились вбок, будто долгие годы медленно заваливались спать. Кора их на ощупь была шершавая, с многочисленными впадинами и неровностями. Если бы возраст деревьев определяли по таким неровностям, то эти, должно быть, стояли тут веками.
Из чащи веяло будоражащей прохладой. Приятно было идти, вдыхая скопившуюся лесную сырость. Вдруг ощутилась сладость.
Опять этот запах. Что-то знакомое, но что? Вряд ли конфеты.
Он обернулся на девушку. Та остановилась чуть позади и глядела в ответ.
Почти уверен, что она ничего не замечает. Тяжело домашнему в диких условиях.
Он двинулся дальше.
Деревья стремительно редели, и вскоре путники увидели по ту сторону полянку – такую же, как и вокруг: с невысокой желтоватой травой и прогалинами грязи.
– Живописно.
Девушка тихо усмехнулась.
Они прошли сквозь чащу – два-три дерева – и увидели, что эта поляна в разы больше: настоящая равнина без видимых границ, но с тем же травянисто-грязным пейзажем. Оба интуитивно почувствовали беззащитность от того, что горизонт тонул в тумане. Там явно было что-то, это ощущалось. Скорее всего, даже сейчас оно наблюдало за ними из своей берлоги.
Путники молча пошагали в обратном направлении, с каждым шагом инстинктивно принюхиваясь. Машинально он озирался вбок, на бескрайний простор, покрытый дымкой; казалось, там она опускалась еще ниже.
Его спутница тихо и угрюмо плелась следом. Он совсем позабыл бы о ней, если бы не шарканье ботинок по земле.
Почти безжизненная тишина. Листья не шелестели по ветру. И туман гадливо наседал сверху. Отдавался только кровоток в ушах, да доносилось редкое шарканье позади.
Казалось, они прошли примерно столько же, сколько и от дома.
– Если повернуть в чащу, выйдем прямо к крыльцу.
Он остановился и заглянул в темноту: видно было только ближайшие три-четыре дерева. Но что-то потянуло туда. Руками он аккуратно раздвигал кусты, изредка попадавшиеся на пути. Он шел по воображаемой тропке, точно проторенной специально для него. А мрак окружал.
Будто пробираешься ночью по кладбищу, среди торчащих глыб, в блеклом свете луны. Но там кричат вороны. А здесь – безмолвие. Тупое шествие вперед, к чему-то и зачем-то.
Он двигался наугад. Тропка виляла, и он уже не был уверен, что идет верно. Перестало слышаться и шарканье.
Он обернулся. Девушка чуть не воткнулась в его спину.
– Что такое?
– Ничего.
Мрак сдавливал виски, залезал в голову. Казалось, что уже нет человека: он превратился в незначительную крупицу, ведомую непонятной силой.
Деревья уплотнялись и давили друг на друга. Глаза уже не могли привыкнуть к окружающей темноте. Стволы выскакивали, как вор из-за темного угла. Почва сырела. Под ногами – одна жижа. Даже в ноздрях теперь оставались сладковатые капельки влаги. Сзади слышалась возня ботинок. Они прошли еще с десяток шагов.
– Кажется, там водоем.
– Да?
Путники продирались сквозь стволы и кустарник, меся ботинками сыреющую грязь, как вдруг перед ними совершенно неожиданно оказался пролесок. Чуть более светлый, чем мрак. Сладковатый запах перемешался с чем-то вонюче-тухлым.
Он остановился – болото, мелкое, отчасти высохшее, но еще сохранившее зловоние.
Девушка схватилась за мужскую руку, и он бросил негодующий взгляд на ее по-детски напуганное лицо; рот и нос она прикрыла воротником куртки. Он хотел одернуть руку, но лишь двинулся дальше, аккуратно ступая по грязи. Запах становился невыносимым, и ему тоже пришлось приподнять воротник.
Шаг и шаг. Глубже и глубже. Шаг и шаг.
Кругом – покрытые лишаем стволы, один на другом. Ладони касались неприятной сырой коры.
Лучше так, чем упасть.
Почва совсем размокла, и ботинки елозили в лужах. Женская ладонь цепко сжимала руку. Он ступил на поваленный ствол и огляделся.
– Да, болото.
– Можем вернуться, – пробубнила девушка сквозь воротник куртки.
– Дальше пойдем, так ближе.
Он заметил, что на поверхности воды что-то плавает. Пригляделся.