Выбрать главу

Ведьма ждала его на границе своих владений, простоволосая, закутанная в седую волчью шкуру. Чёрные космы её развевались на ветру, путаясь в ветвях близких деревьев. В её руке болтался холщовый туго набитый мешочек.

— Ты убил Хельму, — тихо сказала ему ведьма, когда он замер, не доходя до неё десяти шагов. Даже на таком удалении от неё тянуло жутью. И только тогда понял, что она говорила про волчицу.

— Я не хотел… — кое-как выдавил из себя Баки, — я не хотел умирать. Мне не жаль.

Наверное, он был слишком смелым, потому что его колотило на ветру, ветер нещадно забирался под меховой килт и лизал, кусал голые ноги. И словно глыба льда припечатала его, когда ведьма посмотрела не сквозь него, как делала обычно, а прямо в глаза.

— Щенки без неё замёрзнут. Забери щенков с собой. Через пару ночей придёт время поворота солнца. Ты должен провести обряд по своей традиции, однорукий воин. И выманить Стива из Свиты. Вернуть его домой.

С этими словами она кинула мешочек под ноги ошарашенному Баки. И прежде чем он смог хоть что-то возразить, затерялась между ободранных тёмных стволов.

Баки всё стоял, тихие слова ведьмы оглушили его. Он собирался сказать ей много чего в ответ, но почему-то быстро остыл, развернулся и побрёл обратно по своим же следам.

Щенки лежали, свернувшись маленькими шерстяными комочками возле уже остывшей туши волчицы. Они словно прятались от ветра между её раскинутых лап и едва отреагировали на его появление. Их морды были перемазаны алым. Баки поморщился, но потом увидел чуть в стороне связку из двух тетеревов, которых так и не донёс ведьме. Значит, ей было не нужно. Видят лесные духи, он не собирался брать их с собой. Ему было плевать на двух волчьих детёнышей — не они первые, не они последние, кого заберёт эта злая холодная зима. Но слова ведьмы словно пекли откуда-то изнутри, едко жгли насквозь. Поэтому, приторочив тетеревов к поясу, Баки, рассудив здраво, взял одного щенка за шкирку и понёс в сторону землянки. Тот крутился и скулил в его руке, а второй, подпрыгивая на кривых лапах, ковылял за ними следом по снегу, жалобно потявкивая. Баки ничем не мог помочь им — они ещё были молочными и до сегодняшнего дня только лизали кровь убитых матерью зверей. Они не умели охотиться и не знали, как загонять дичь. Они были совершенно бесполезны. И их нужно было чем-то кормить.

Баки на подходах к берлоге сам зарычал вдруг, как раненый волк. Едва попав к входу в землянку, он закинул обоих щенков за шкуру, куда-то в сторону спящего Стива, постаравшись только, чтобы не попали в очаг. Зло развернулся и, прорываясь сквозь усилившуюся метель, отправился обратно в лес за тушей волчицы.

Уже в темноте, когда он вернулся с добычей и оставил её за кольями на морозе, чтобы не поело лесное зверьё, Баки залез внутрь, в тепло, и замер. Оба щенка, беспечно подобравшись под шкуры к Стиву, грели друиду ноги и бок.

========== 17. Солнцеворот ==========

Баки разбудили шершавым тёплым языком по щеке. Он не сразу понял, что происходит, где он, пока не открыл глаза. По обычаю, он лежал рядом со Стивом под шкурами, крепко прижимая тонкое тело к себе рукой. Щенята проснулись первыми и не иначе как от голода принялись вылизывать ему лицо. В дымовом окошке стояла темнота, а значит, он проснулся до рассвета.

Простонав — от лежания на одном боку у него затекло всё — Баки поднялся, закинул ровно, незаметно дышащего друида обратно шкурами и выбрался наружу. Нужно было умыться снегом и справить нужду. Глупые щенята увязались за ним, тут же принявшись бегать вокруг землянки, обнюхивая всё. Баки даже успел подумать, что не будет сожалеть, если те убегут в лес и не вернутся. Однако те, обежав несколько кругов, закрутились под ногами, с интересом обнюхивая жёлтое пятно на снегу.

— А ну, иди-ка сюда, — он присел и схватил одного щена за шкирку, поднёс к лицу поближе, рассматривая острую смешную морду и поджатый между лапами хвост. Это был мальчик. Затем Баки сунул щена мордой в свою лужу на снегу, приговаривая: — Запоминай. Теперь я твой вожак.

За вторым волчонком пришлось погоняться, но как только Баки закинул первого за шкуру, второй тотчас прибежал и принялся тыкаться носом в щель, откуда веяло теплом. Баки поймал его и тоже вывалял в своей моче. Волчонок был сукой, оттого и норов проявлял совсем другой. Но, как понял Баки, без брата она никуда.

— Тем самым как вожак нарекаю вас Хьялги и Хмага, — торжественно произнёс он сиплым голосом, приблизившись к перепачканной в снегу щенячьей морде. Хмага попыталась цапнуть его за нос, и Баки невольно рассмеялся, отпрянув. И сам растерялся, как неожиданно забыто, непривычно, хрипло звучал его смех. И как вдруг стало приятно и тепло от него внутри.

— Грей Стива, — строго приказал он скулящей Хмаге и зашвырнул за шкуру, туда, где понятливый Хьялги уже свернулся клубком у друида под боком. А сам стянул едва схватившихся от холода перепелов и ушёл поближе к лесу щипать и потрошить их. Когда было чем, он всегда подкармливал лесное зверьё несъедобными частями туш, остатками костей или требухой. Просто потому, что видел, как друид делал то же самое.

Волчата добавили ему хлопот. Они были неугомонными и отказывались понимать слова. Они нагадили на его лежанку, и тогда разъярённый Баки выкинул их вместе с мокрыми тряпками за шкуру и долго объяснял, где следует гадить и как. Он понятия не имел, дошли ли до волчат его слова. Они жали уши и подползали всё ближе к шкуре, обратно к теплу. Но больше в землянке Баки не находил их пакостей. Он кормил их, разрезая тушки птиц и зайцев, давая волчатам лизать кровь и требуху. Те обвыклись очень быстро, перестав его бояться и постоянно крутясь под ногами. Баки ворчал и отталкивал их, но однако же не мог не улыбаться в отросшие усы и бороду на их мельтешение.

Он не решился брать волчат с собой, когда собрался в деревню за молоком. Поэтому приколол снаружи шкуру кольями в нескольких местах, чтобы щенки не выбрались, и отправился через лес.

— Йоль совсем скоро, — сказала ему женщина, передавая в руку щербатый горшок с тёплым козьим молоком. Оно пахло очень вкусно и парило на холоде. — Не приходи несколько дней. Мы не вынесем тебе ничего.

Баки только молчаливо кивнул. Он знал, что сможет растянуть этот горшок на несколько дней, и молоко не должно закиснуть, если хранить его на холоде. На всё воля богов.

Ведь в то же время отказ означал, что ему не обязательно идти на охоту за свежей дичью. У него была туша волчицы, и её хватит надолго. Если, конечно, он сможет отрубить от неё хоть небольшой кусок для приготовления похлёбки. Он достанет из подпола остатки крупы и сварит сытную кашу. Чтобы, когда Стив очнётся, ему было чем покормить его.

Что может всё обернуться как-то иначе, Баки не давал себе думать. Он устал. Устал быть один и потерялся, не понимая, зачем всё это делает. Даже зверь внутри молчал, навострив уши и чуть вздыбив шерсть на загривке, в преддверии Йоля. Чуял, что духи подступают всё ближе к землянке. И не смел показывать свой норов.

В утро первого дня Йоля Баки поднялся до рассвета. Выпустил щенков поскакать по свеженасыпанному снегу, умылся сам и набрал в деревянное ведро снега, чтобы стаять его и обмыть Стива. Было морозно. И так тихо, словно весь мир вокруг замер, поджидая поворота на весну. Ветки деревьев и лапы елей грузно клонились под тяжестью снега. Едва слышно чвиркала неугомонная пичуга в чаще — и всё. Баки постоял немного, пока волоски на голой груди его не покрылись налётом инея, затем свистнул волчатам, и те со всех лап, утопая в снегу, кинулись к нему.

Друид исхудал ещё больше. Баки ожидал этого, и всё же жалость и досада грызли его. Странно было касаться тонкой тёплой кожи, которая обтягивала твёрдые кости. Странно было не испытывать больше испепеляющего желания завладеть этим телом — словно что-то перевернулось, переплавилось у него внутри. Он просто хотел, чтобы друид вернулся к нему. Чтобы начал принимать его. Разговаривать. Баки многое бы отдал, чтобы Стив начал считать его частью своей лесной жизни. Чтобы улыбался и смеялся ему в ответ. Чтобы не отворачивался от поцелуев. Чтобы сам хотел — и забирался к нему под шкуру, притираясь горячей кожей.

Баки отдал бы многое, если бы друид просто очнулся и продолжил жить своей странной жизнью. Теперь он мог бы смириться и не желать большего.