— Что творишь? А если бы ногу свело? — в горле ещё клокотало от пережитого страха. Стив смотрел так, словно не верил в то, что слышал. Они касались мокрыми лбами, и лоб друида был ледяным и успокаивающим. На щеках появился лёгкий румянец. Баки не выдержал и прижался ртом, сильно укусил за нижнюю губу, тут же по-звериному зализал маленькую кровоточащую ранку. Кровь на языке была вкуснее и слаще берёзового сока. Стив вяло оттолкнулся, но даже одной рукой Баки держал его так крепко, что едва ли почувствовал это. — Не делай так, если я не рядом. Ты ещё не окреп.
И хотя у Стива снова было, что сказать, Баки грубо вжал его лицом в свою шею . Стив забился и вырвался, как скользкая рыба. Отвернулся и с силой погрёб к берегу. Баки только диву дался, откуда в этом тонком теле столько сил, и неуклюже поплыл следом. Сердце сильно колотилось, отдаваясь в ушах. Баки чувствовал, как собственная кровь словно бурлит внутри, согревая ледяные воды озера.
Стив добрался до берега первым. Оскальзываясь на илистом дне, он выбрался из воды и упал на корягу, лежавшую тут словно с начала времен. Подхватил льняной отрез и замотался в него, крупно дрожа всем телом. Волчата, добежавшие к ним по берегу, прыгали вокруг и поскуливали, пытались поставить лапы на его колени, но Стив не позволял: щенки были грязные, словно исчадия Самхейна.
Баки медленно и неловко выгребал к берегу. Он покосился на скалу справа: высокая и крутая, она литой стеной поднималась из тёмной воды вверх. Там, почти у самого края, росла корявая берёза. Баки коротко нахмурился, прогоняя неприятные воспоминания. Он выбрался на берег и, не обращая внимания на Стива и возню довольных волчат — вся их стая снова была вместе — принялся неуклюже сдирать с себя прилипшую мокрую ткань килта. От редких порывов ветра она сильно холодила кожу, Баки и без того весь покрылся мурашками: соски на груди торчали, а яйца поджались. Откинув мокрый килт, он поднял валявшийся рядом с горшком измочаленный травяной пучок, зачерпнул им щёлока и принялся тереть кожу там, где доставал рукой. Его уже колотило, когда он снова вошёл в воду и совсем не почувствовал холода. Как следует обмывшись от скользкого, Баки выбрался и остановился: Стив первым подошёл к нему, сам одетый в длинную свежую рубаху, и протягивал отрез льна, уже немного мокрый.
— Вытрись, — сказал он, старательно пряча глаза от голого тела.
И тогда Баки вспомнил, что собственная его рубаха осталась вон у тех помятых кустов, там, откуда он присматривал за Стивом. Тяжело вздохнув, Баки с кивком благодарности принял кусок ткани, замотался в неё, как мог, хоть немного спасаясь от холода, и побрёл вдоль берега к кустам. Он тихо ругал глупых волчат. Его псы, оставшиеся в родовом замке, поняли бы приказ и принесли рубаху. Но волчата воспитывались хуже. Всё же волки оставались волками.
Весь вечер они сидели у землянки и грелись у огромного костра, что Баки распалил для Стива, не жалея дров. Друид заварил им каких-то особых трав, и уже после третьей глиняной плошки Баки стало легко и светло, и ни одна дума не задерживалась в его голове, утекая беспрепятственно дальше. Очень скоро Стив, сидевший не рядом, а почти напротив, с другой стороны костра, спросил его:
— Ты видел?
Баки поднял на него непонимающий взгляд, хоть сердце сразу сжалось от вопроса.
— Что?
— То, что я делал на берегу, — друид смотрел прямо, серьёзно, и Баки не смог соврать:
— Да. Прости, я лишь хотел присмотреть за тобой. Я не хотел подглядывать твой ритуал.
Задумавшись о чём-то, Стив кивнул и продолжил смотреть на костёр. Они выпили весь настой, и совсем не хотелось ни есть, ни шевелиться. Только смутное беспокойство терзало Баки изнутри после неожиданного вопроса. Но и оно скоро улеглось.
Вытянув из ослабших пальцев плошку, Стив как-то по-особенному кивнул Баки и скрылся за шкурой. Наверняка, отправился отдыхать: закатные лучи давно потухли, розовое на небе сменилось серым, а затем тёмно-синим, появились первые искры звёзд. Баки сидел и смотрел на огонь, пока не остались от их костра одни угли. Тогда он поднялся и пошёл вслед за Стивом.
В землянке тлели угли в очаге, но даже если бы было темно, Баки смог бы дойти до своих шкур. Но первым делом он оглянул лежанку Стива и нахмурился: друида там не было. Зато кто-то лежал под шкурами Баки. Они чуть приподнимались и опускались от дыхания. Баки только покачал головой. Если бы в замке отца он нашёл кого-то в своей кровати, это значило бы только одно. Предложение. Но он понятия не имел, чего хотел от него друид.
Баки начал раздеваться. Стянул с плеч меховую накидку, откинул её в сторону, подальше от очага. Расстегнул пояс с ножнами и положил его рядом с лежанкой, так, чтобы быстро выхватить нож в случае опасности. распутал край килта и несколько раз обнёс ткань вокруг себя, неловко изгибаясь, пока не остался в одной длинной рубахе. Не снимая её, он подошёл ближе и постоял так, раздумывая. Внутри непонятно из-за чего не было никакой тревоги или сомнений. Только тишина. Он встал на колени и, откинув шкуры, осторожно лёг на самый край, надеясь не потревожить Стива. И, сам того не желая, прижался ногами к голым ногам и заднице. Рубашка на Стиве была задрана до самой груди, видимо, сбилась во сне.
Баки выдохнул сквозь сжатые зубы и прикрыл глаза. Он не был животным, но у всех имелись слабости, и он — не исключение. Баки очень хорошо знал, что не умеет отводить глаза и строить из себя незаинтересованность, когда ему настойчиво предлагают взять. Какой в своём уме полководец проедет мимо крепости, ворота которой открыты нараспашку, воины побросали оружие и призывно машут руками? Баки только прижимался ногами к голой коже Стива, чувствуя, как кровь в венах горячеет, сердце разгоняется, а чресла наливаются тяжёлым желанием. Такое не скроешь, не уймёшь мыслями. Его можно только утолить.
Баки открыл глаза, рассматривая волосы на макушке Стива. Насколько он всё-таки меньше. Понимает ли он, что творит с ним? Баки почувствовал, как набравшаяся во рту слюна пролилась с уголка рта. Он проглотил её и решительно задрал свою рубаху повыше, прижимаясь налившимся горячим членом к прохладной белой коже, крепко обхватывая Стива рукой. Если бы… если бы он был сейчас в замке, если бы его левая рука была на месте, он бы не раздумывая раздвинул бы половинки, потрогал бы там — мокро или сухо? Вставил бы туда палец, чтобы проверить. Многие приходили к нему уже влажные и мягкие, и он с упоением проталкивался внутрь, в затягивающую тесноту, и двигался, пока его не накрывало освобождение. Но что ему делать сейчас, Баки не мог понять. Он чуть двинулся, скользя прижатым членом между ягодиц, и остановился. Удовольствие связалось с желанием в тугой узел, от которого яйца казались невыносимо тяжёлыми. Он хотел внутрь. Хотел так сильно, что его затрясло. Рука соскользнула по коже Стива, и Баки случайно задел что-то твёрдое, горячее. И замер. Только сейчас он услышал, как всхлипнул и затих Стив. Только сейчас почувствовал, что не один дрожит — Стива тоже колотит мелкой дрожью. Внезапно тот изогнулся под рукой, и со сладкой болью прижался ягодицами к Баки. Повернулся, как мог, лицом к лицу. Глаза у друида были огромные и блестящие.
— Ты меня извёл. И сам весь извёлся. Хочешь взять меня, как мужчина берёт женщину?
У Баки от горячего шёпота, от ощущения такого хрупкого, тонкого тела, прижимавшегося к нему, во рту пересохло. Он только и мог, что долго молчать в стиснутые зубы и разглядывать его слипшиеся от слёз ресницы.
— Хочу, — прохрипел он, наконец. Потянулся губами и собрал солёную дорожку со скулы. — Ты боишься?
Стив распахнул глаза шире. Сейчас они были как два колодца с тёмной водой. И никак не светлыми прозрачными ручьями — затягивали в глубину, лишали разума.
— Боюсь. Я в ужасе. Тогда… когда твои воины… все, по очереди… и тот, страшный, со шрамом… они… я думал, умру тогда. Так больно было, так отвратительно. Я хочу тебя ненавидеть, но не могу. Сам ложусь к тебе, потому что ты словно жилы из меня тянешь. Не могу больше. Пускай лучше ты сделаешь больно, может, тогда я успокоюсь. Пожалуйста…