— Джеймс Однорукий, — назвался Баки именем, под которым его тут хорошо знали. Сердце стучало громко и быстро от того, что он начал себе представлять. Ему срочно нужно было узнать… — Я шкуру принёс. Последняя. Остальные нам самим понадобятся — на одежду. Купишь, или дальше нести?
Тяжёлая низкая дверь приоткрылась, из-за неё выглянула женщина с медными, местами поседевшими волосами. Оглядела его с ног до головы. Чуть задержалась взглядом на простом рукаве лейне и подняла глаза.
— Шкуру оставляй, я возьму. В счёт части платы за козу. Я помню, что ты козу хотел взять.
— Скажи-ка мне, Марха, — Баки слукавил, чуть отпуская тревожную дрожь наружу: — что всё-таки случилось тут у вас? Что за следы от подкованных коней повсюду?
Женщина округлила глаза и дрогнувшей рукой хотела было затворить перед Баки дверь, да не тут-то было. Он хоть и однорук, но не глуп и быстр. Да и шкура, перекинутая через плечо, помогла задержать толстую деревянную створку.
— Марха, — вкрадчиво, рычаще позвал Баки, упрямо втискиваясь внутрь. Та отступала от него, держась обеими руками за рот, словно увидела покойника. — У тебя дети малые в доме — я их слышу. Не пугай их. Скажи, что мне надо — и я уйду. Я не желаю вам беды.
Марха громко вздохнула и осела на низкую скамеечку, что попала ей под ноги. Её грязная по подолу юбка окутала ноги, скрывая обмотанные шкурками ступни.
— Прости меня, однорукий, прости, — запричитала она. — Я не знала, что отвечать, никто не знал. А воины те одаривали щедро, кто хоть словом обмолвился…
— Покажи! — приказал Баки, не раздумывая, откуда в его голосе эти нотки — властные и жёсткие, которым невозможно сопротивляться.
Марха засучила руками под короткой лейне, шаря по поясу. Наконец, выхватила небольшой тугой мешочек и, не в силах отвязать его — руки тряслись — рванула тесьму, протягивая его Баки.
Баки не стал даже развязывать. Сердце забилось быстро-быстро, в глазах ненадолго помутилось. Кожаный мешочек не был простым. На его боку стояло клеймо — такое, каким он его помнил всю свою жизнь. «Б», окружённая контуром тернового щита.
Он хотел задать ещё множество вопросов трясущейся и плачущей от страха женщине, но лишь одна мысль о том, что он может опоздать, не успеть, словно отсекала ему и вторую руку тоже. Он скинул шкуру на пол — не по доброте душевной, а потому что она слишком мешала двигаться, и выбежал на улицу, на ходу высвистывая волчицу, по обычаю ошивающуюся между двумя пристройками к приземистой хижине.
Давно он так не бегал. Словно за ним не только стая волков неслась, но и тот медведь, который странным образом не сожрал его поздней весной. Бежал до горящей грудины, до мелькающих перед глазами чёрных точек. Как не запнулся ни разу — не знал. Хмага и то едва поспевала за ним, а он нёсся, неловко мотыляя единственной рукой: успеть, успеть, успеть. Вернуться, уберечь, оградить. Что бы всё это ни значило. Реакция Мархи о многом ему рассказала. Искали его. Зачем? Он ведь умер, давно умер.
Лишь бы успеть, успеть, успеть… Лишь бы Стив был подальше от дома. Как можно дальше в поле, посреди высоких луговых трав. Лишь бы…
Когда он добежал до перелеска, пытаясь разглядеть хоть что-то на поляне и судорожно размышляя, затаиться ли ему и осмотреться, или не сбавлять хода, всё решила за него Хмага — не замедляясь, она выломилась из кустов и с леденящим душу рыком, прокатившемся Баки по загривку, понеслась к их землянке.
У Баки сердце упало и, словно глиняное, разбилось. Он хотел растянуться, запнувшись о первый сучок, утопить лицо в мох и разреветься. Забыться, удариться головой о корень и уйти в темноту. Этого просто не могло случиться. Не с ними, не сейчас.
Он не заметил всадников на поляне, но это ни о чём не говорило. Он видел летящую над травами волчью тень и из последних сил бежал за ней, вытаскивая из ножен длинный охотничий нож, больше напоминающий короткий меч. Не лучшее оружие, но Баки был уверен, что сможет забрать несколько жизней благодаря ему.
Весь луг вокруг землянки был перекопан копытами. Клочки земли вместе с растущим из них дёрном и клевером были вывернуты наизнанку, словно кто выкапывал их специально. Но больше никаких следов борьбы. Почти никаких…
На колоде для рубки дров сидел человек в походном воинском облачении, в килте с их родовым узором. Его угрожающего вида булава стояла рядом, рукоятью опираясь на ту же колоду, а перед ним, распластанный в луже собственной крови, разрубленный разве что не на куски, с вываленным языком и остекляневшими глазами, лежал Хъялги. Рядом с ним застыла Хмага, прижавшись грудью к лапам, она страшно щерилась и низко рычала, грозясь в прыжке смерти отомстить за брата. Вот только мужчина даже не смотрел на неё и никак не выражал беспокойства. Не боялся её ни капли. Он смотрел во все глаза на Баки, и непонятно, чего было в этом взгляде больше — неверия, удивления или ужаса. Всё смешалось в одну нечитаемую эмоцию, а каждая черта этого грубого, загоревшего лица была знакома Баки до мелочей: и недлинная, густая борода, и сломанный нос, и высокий благородный лоб.
Сжав изо всех сил зубы, не позволяя себе выглядывать Стива или других всадников, пришедших по его душу, Баки смотрел ему в глаза. Не ожидая удара, не боясь, просто не понимая, что происходит.
— Хмага, нет. Я сказал, нет! — крикнул он, подходя ближе и убирая нож в ножны, впиваясь пальцами в стоящие торчком иглы жёсткой шерсти на загривке.
Пропустив ещё несколько мучительно взволнованных ударов сердца, Баки решился обвести поляну и землянку ищущим взглядом.
— Где друид, Джек?
Мужчина, сидящий на колоде, наконец пошевелился. Из расправленных широченных плеч словно ушла настороженность, готовность к броску. Он чуть тряхнул головой, и его сухие обветренные губы совсем немного, но изогнулись в улыбке.
— Здравствуй, Баки. А ведь я не верил, что ты жив.
Комментарий к 26. Сети предназначений
Всем привет, мои хорошие!
Я почти подвела эту историю к логическому завершению, и могу торжественно поклясться, что последние 2-3 главы отдам вам почти без перерыва, одним махом. Так что оставайтесь на связи.
И приношу свои извинения ждунам Травы. Я тоже очень жду возможности написать новую главу, но пока я как Хмага, почуявшая кровь и скорый конец))
Всех обнимаю крепко и целую. Давайте побудем с этими двумя отчаянными до конца.
========== 27. Дорогой в родной чужой дом ==========
Думал ли Баки, что хоть когда-нибудь его прошлое может вернуться за ним? И не случайно, а намеренно, выверено до дня, до особого положения звёзд над их головами? Думал ли раньше, что одному вовсе не страшно, но вдвоём — совсем другое, и от волнения и ледяной злости застывала кровь в жилах, а зубы сводило гримасой безразличия — лишь бы не выдать себя.
Баки знал эти игры. Сам играл в них когда-то и получал извращённое удовольствие.
Он почти не задумывался обо всём этом, лелея их один на двоих со Стивом мирок под голубым до слепоты, ярким небом. Он умер, целая армия сгинула тогда, добитая подоспевшими гэлами. Он был уверен, что его отцу донесут, что по нему, возможно, прольют немного слёз и устроят погребальный пир, пускай и с пустым костром. Он умер.
И теперь его силком волокли назад, потому что ведьма, которую приютил слёгший после неведомой болезни отец, открыла ему сети предназначений. Джек ничего толком не рассказал ему, потому что сам не знал.
Он лишь по-воински сурово просил прощения за волка — тот не давал подойти к Стиву, который возвращался к землянке, когда они выбрались, наконец, из леса на лошадях. Хъялги не оставил им выбора, да и Стив испугался, попытался бежать. И Баки знал, почему. Раз переживши, не захочешь повторить всё вновь.
Баки передёрнуло. Они ехали медленно, никуда не торопясь. Он не разучился ездить верхом, но всё же зад побаливал от долгого сидения на жёстком боевом седле. Чуть поодаль, с его стороны плелась Хмага. Баки до сих пор видел, как та выла, лёжа перед лужей крови брата, как её пришлось отгонять и удерживать, пока Джек, пообещавший ему, однорукому, любую помощь, собирал Хъялги по кускам и относил в лес, туда, куда Стив относил требуху после свежевания туш и дичи. Баки не знал, последует ли волчица за ним. Он не хотел её неволить. Думал, может, та решит уйти в лес. Но она не бросила — рысила рядом, шурша по кустам, только что голова её висела ниже обычного, и хвост волочился по высокой траве. Баки думал, что они снова остались одни. Надеялся только, что со Стивом всё хорошо, что с ним обращаются должным образом. Потому что иначе… он не хотел воевать с роднёй. Любил их. Но не позволил бы никому издеваться над Стивом. Он твёрдо считал, что Стив хлебнул своего горя сполна.