Баки подбросил в очаг приготовленных заранее дров, надел лежавшее на деревянных досках пола лейне, закрепил поясом килт и вышел из покоев, плотно закрыв за собой дверь.
В чертоге было тихо и почти темно. В главном очаге потихоньку горел огонь, вокруг все спали. Снаружи едва слышно переговаривались воины на стене. Баки зашёл в приготовленную ему комнату и, не раздеваясь, упал на узкое ложе.
Единственное место, где ему хотелось сейчас находиться — рядом со Стивом, обнимая его угловатое тело и прижимая к себе так крепко, чтобы он едва дышал от его любви. Но он не мог — не после того, как только что делил ложе с Роаной. Он не чувствовал вины, но это было бы неправильно. Баки закрыл глаза. Тело казалось лёгким и полным силы, голова — немного пьяной. Он думал о Стиве, о Роане, о будущем, которое, возможно, начнётся уже сегодня для их клана. И заснул, улыбаясь.
Комментарий к 31. Продолжение рода
Осталась последняя глава ^_______^
========== 32. Олень спасает волка ==========
Баки проснулся в своём покое позже обычного: узкое, затянутое мутным пузырём окно пропускало яркий дневной свет, рассекающий темный деревянный пол светлым мазком посередине.
Голова была, как после похмелья. Баки пошевелился на ложе, приподнимаясь, и поморщился. Было не плохо и муторно, как после кислого пенного, но голова изнутри гудела, и отчаянно захотелось прилечь обратно и пролежать так до вечера. Но Баки себе не позволил. Сначала медленно сел, а потом и вовсе поднялся, потягиваясь вверх и доставая рукой до бревенчатого потолка. Вчерашний вечер и ночь проступали смутными дразнящими образами, но Баки не жалел о них и не хотел вспоминать подробности. Ему было хорошо, он сделал всё, как надо, и чувство вины не висело в груди неповоротливым камнем. Но теперь нужно было двигаться дальше. Как минимум, выйти во двор и уйти к реке, чтобы как следует отрезвить себя прохладной водой.
Он заглянул в покои отца, но тот спал, укрытый шкурами — и Баки не стал будить его. Матери не было видно, а дверь в покои брата была закрыта. Баки подумал, что всё это к лучшему, и принялся спускаться по деревянной лестнице, сверху наблюдая, как носились от кухни до кладовых и обратно слуги и работники, готовя пищу к дневной трапезе.
Не задерживаясь, он выскользнул наружу и зажмурился от яркого полуденного солнца. Страшно хотелось окунуться в холодную текущую воду. Почему-то он верил, что это поможет смыть странную гулкость из головы — чем бы Стив не опоил их вчера. Он доверял друиду безмерно, и даже если бы тот предложил ему яд из своих рук — выпил бы, не задумываясь.Но сейчас хотелось смыть с себя это ощущение. И ещё очень хотелось увидеть Стива — и обнять его крепко, зацеловать до красноты губы — может, прося прощение, а может признаваясь в собственных чувствах, что даже сейчас разрывали грудь. Просто он приказал себе не отвлекаться на них, не замечать до поры — иначе как он смог бы? Он бы ни на миг тогда его не оставил, не согласился бы ни на какие предложения, сбежал бы с друидом поскорее, и плевать на все последствия. Он слишком долго жил только делами клана и никогда раньше не задумывался, чего бы хотел сам. Раньше это видимо вполне устраивало его, он не испытывал недостатка ни в ярких эмоциях и физических нагрузках, что приносили ему битвы, ни в развратных приключениях, что дарили ему парни и девушки, ни в монетах, что давали походы. А теперь всё это казалось глупым и ненужным — лишь бы их со Стивом оставили в покое.
Очнувшись от мыслей, Баки нашёл себя у двери в лекарню. Та была закрыта, из-под порога доносился едва слышный шорох. Баки прислонился к грубому дереву лбом, легонько поскрёб его ногтями, не надеясь, что его услышат.
— Убирайтесь! Я ещё не закончил! — услышал он из-за двери грозный голос друида и улыбнулся. Хотел было сказать, что это он, Баки, хотел было попроситься внутрь — или хотя бы чтобы тот открыл ему дверь. Но не стал.
Легонько оттолкнулся от двери и отправился к воротам крепости, откуда знал тропинку к реке. Не тому ручью, что бежал почти под частоколом откуда-то издалека, от самых предгорий, — а чуть дальше. Дорога по едва заметной вытоптанной тропинке помогала выветривать звон из головы, и Баки был рад, что на берегу реки не нашёл никого, кто мог бы помешать ему искупаться. Он стянул с себя рубаху и развязал килт, подставляя широкую грудь под ласкающий тёплый ветерок. Потом взял всю одежду с собой и начал заходить в воду. Берег был мягким, намытым из из ила и земли, и ступни чуть проваливались, а ил щекотно забирался между пальцами; но чуть дальше вода делалась чище и прозрачнее, дно становилось каменистым. Было неглубоко, лёгкая волна едва омывала его бёдра на середине реки — и этого вполне хватало, чтобы омыться и немного выполоскать одежду. Баки всё казалось, что она неуловимо пахнет сладостью волос Роаны, и сейчас этот запах ему совсем не нравился, не позволяя рассеяться воспоминаниям о вчерашней ночи.
Получилось ли у них? Понесёт ли от него Роана? И если родит, всё ли сложится хорошо для его ребёнка? У него… будет ребёнок? Сын, похожий на него, с той же ямочкой на подбородке и яркими глазами? Или дочь, светловолосая и тонкая, как Роана?
Баки выбросил ком мокрой ткани в траву на берегу и опустился в воду с головой, не позволяя себе дышать какое-то время. Прохладная вода с ощутимым течением остудила голову и усыпала всё тело мурашками. Вынырнув, он лёг на спину и позволил течению немного отнести его от места, где он зашёл в воду. Над головой расстилалось ярко-голубое небо, по которому стадом белых овец рассыпались облака. Баки вспоминал, что раньше, когда они совсем ещё детьми, они умудрялись грести здесь и спорили, кто доплывёт против течения до места захода быстрее. Иногда он побеждал, иногда — проигрывал, и после проигрышей втягивал мальчишек в шуточную драку — они снова пачкались в земле и снова со смехом, подначивая друг друга гадкими словами, забегали в холодную воду. Сейчас казалось, что это было в другой жизни. Может быть, даже не его.
Он поднялся из воды, определив навскидку, как далеко его унесло, и принялся выбираться на скользкий травянистый берег. Дошёл до места, где комом валялась мокрая одежда, выжал её как следует и расправил на высоких травяных стеблях. А потом и сам лёг рядом — трава была прохладной, кололась и щекотала спину и подмышки, но тёплый ветерок обдувал и подсушивал кожу, то снова заставляя покрываться мурашками, то расслабляя и согревая. Баки повернул голову и уставился на остаток своей руки с краешком клановой пиктской татуировки. Потянулся к ней, обводя пальцами тёмные линии и чуть ниже — месиво шрамов, где он почти не чувствовал прикосновения, а если и чувствовал, то что-то странное.
Неожиданно, касание собственной руки запалило жар в груди и внизу живота. Баки закрыл глаза и принялся глубоко дышать, думая о том, что им со Стивом надо уходить отсюда. Он не мог и не хотел больше быть в отдалении от него, порознь. Не хотел сдерживать желания обнять, прижать к себе, поцеловать — когда только этого захочется. Родные люди и сама земля опутывали его делами и обязанностями, словно корнями, понемногу и незаметно — но очень крепко. Баки отчётливо видел, где он мог бы помочь, где бы пригодился. И от этого с каждым днём росло чувство вины перед теми, кому он тут был нужен. Пока оно станет совсем неподъёмным, они должны уйти. Завтра.
Баки открыл глаза, крутя так и этак собственное решение.
Завтра. Уйти завтра будет хорошо.
Баки поднялся и, замотавшись во влажный килт, отправился к крепости. Нужно было закончить все дела сегодня — и, наконец, вытащить Стива из лекарни, каких усилий бы ему это ни стоило. Накормить, привести в чувство — и увериться, что тот выспится перед тем, как они отправятся в обратную дорогу.