— Я ведь закончил лекарство для твоего отца, — сказал он негромко. — Но важно будет пить его правильно. Растянуть всё, что я сделал, до самого Самхейна. Иначе ему станет лучше, но до конца он не поправится.
— Будет пить, как скажешь, — твёрдо заверил его Баки. — Я хочу, чтобы он увидел тебя перед собой, чтобы знал, что это ты сделал.
— Думаешь, нужно? — с волнением спросил Стив, вылезая из воды. Баки на миг засмотрелся, как текут тонкие струйки воды с волос по бледной коже, и не сразу ответил. — Баки?
— Нужно, — спохватился тот. — Ты сможешь сказать, как нужно пить и зачем, и он будет следить за этим тоже. Я его знаю.
Натянув на влажное тело лейне, Стив обвёл взглядом небольшую комнатку лекарни.
— Я мази заживляющей наварил, и ещё… Баки, можно я возьму кое-что отсюда? Пару котелков, каменную ступку с пестиком?
— Хоть всё забирай, — разрешил Баки. Он знал, что новый лекарь принесёт всё, что ему нужно, с собой. А Стиву лекарская утварь и правда пригодится. А потом он замер, осознавая, что Стив надел женскую лейне с вышивкой по покатому вороту, выставляющему напоказ острые ключицы, и даже не заметил — и дышать забыл от восторга. Лейне так ему шла… он был в ней тонким и хрупким, но в развороте плеч чувствовалась мужественность и сила. От несоответствия у Баки сильнее колотилось сердце, и хотелось одного — обнять крепко и никому больше его не показывать.
Радости Стива не было предела. Он торопливо выкладывал на стол то, что хотел взять с собой — а Баки, отсев на ложе, чтобы не мог дотянуться рукой, беззастенчиво любовался тонкими кистями и длинными ловкими пальцами, светлой шеей и предплечьями, усыпанными золотыми брызгами веснушек. Волосы его почти высохли, и теперь торчали в разные стороны, кончиками наружу, делая из почти мужчины совсем юного мальчишку. Он сидел — и не мог не улыбаться.
Наконец, Стив успокоился — и повязал свой друидский плетёный поясок повыше бёдер, прижимая лейне к телу.
— Идём? — спросил он, подходя ближе и протягивая руку. — А то судя по шуму, начали уже без нас, и скоро съедят всех баранов и выпьют всё пенное.
Баки рассмеялся. Но ладонь обхватил и поднялся.
— Идём. Надо позвать сюда людей, чтобы унесли твоё варево в чертог. И объяснить матушке насчёт мази — пусть пользуются, кому понадобится.
Они вышли на улицу под тёмное звёздное небо. Между строениями плясали блики от устроенных прямо перед чертогом крепости костров. Слышались громкие голоса, кто-то играл бойкие мелодии на деревянной флейте, кто-то бил в каменный карникс и щипал струны арфы. Баки, поймав удивлённый взгляд Стива, улыбнулся и потянул его на свет костров.
Тут собрались все, кто мог. Даже для отца соорудили полуложе, и теперь он был вместе со всеми, только накрытый шкурами. Рядом с ним сидели на лавке мать и Роана, а Джона Баки нашёл взглядом у откупоренных бочонков — тот следил, как разливают пенное по большим деревянным выдолбленным кружкам.
— Идём. Ты должен показаться отцу.
Баки протащил Стива сквозь веселящуюся, танцующую толпу. Над костром истекала соком насаженная на вертел баранья туша. Они обошли его по кругу, и каждый норовил обнять или хотя бы коснуться их.
— Отец, мама, леди Роана, — с поклоном обратился Баки, стараясь не смотреть в глаза девушке. Она и сама, едва кивнув, уставилась на рукава своего платься.
— Это тот самый друид, что, по слухам, не выходил из лекарни два дня, готовя лекарство?
Стив заметно смутился, но подошёл ближе и склонил голову перед стариком.
— Лэрд, — сказал он негромко. — Я сделал всё, что мог за такое короткое время. Но вы должны пить этот мёд осторожно, растянув всё, что я сделал, до самого Самхейна. По четыре кувшина на одну полную луну. Будете пить больше, чем нужно — и рискуете отравиться. Если меньше — то не подействует должным образом. Вам полегчает, но на ноги не поставит.
Отец рассмеялся слабым кашляющим смехом.
— Если твой мёд сведёт меня из жизни в смерть, поверь, не многое изменится. Я и так почти там. Что же, — он протянул чуть дрожащую руку к Стиву. — Подойди сюда, мальчик. Хочу лучше увидеть тебя.
Стив, оглянувшись на Баки, шагнул ближе и протянул руку в ответ. Баки видел, как отец сжимает его ладонь, проверяя на силу.
— Хорошие руки, — сказал отец, отпуская. — Таким рукам можно верить.
Баки видел, как мать смотрит на Стива, не отрываясь, словно надеясь углядеть, что же в нём особенного — а может быть, даже колдовского. Но он, чуть растрёпанный, в одной простой лейне с женским воротом, подпоясанный потёртым кожаным ремешком, был весь как на ладони — без колдовства и прикрас. И сердце Баки билось глубоко и ровно, когда он с улыбкой смотрел ему в затылок. Он заметил на себе взгляд леди Роаны и, коротко посмотрев на неё, учтиво поклонился. Она, тут же вспыхнув, отвела взгляд и больше на него не смотрела.
— Что ж, сегодня мы празднуем вашу будущую дорогу, сын, — громче сказал Ургус, подзывая его жестом. — Я хочу выпить первый свой мёд в эту ночь — и будем веселиться, есть пить и танцевать, потому что не дело скорбеть, когда мой младший сын жив.
Баки подошёл ближе, принял из рук матери кувшин, который принесли из лекарни, и зубами вытащил запечатанную воском пробку. В нос дохнуло горько-сладкой терпкостью, словно мёд смешали с соком вереска и полыни, и всех диких трав, что росли поблизости на холмах. Матушка подала ему небольшую деревянную кружечку, и Баки наполнил её всего на половину. Подошёл Джон и встал за спиной сидевшей жены, нежно положив широкую руку ей на плечо. Баки кивнул и ему, прежде чем посмотреть на Стива — уверен ли?
Тот только с улыбкой кивнул.
Баки поднёс кружку к губам отца, придерживая и наклоняя.
— Сначала будет горько, — предупредил Стив. — Но потом сладко. Слаще всего, что вы могли когда-то пробовать.
Ургус начал глотать мелкими глотками и тут же нахмурился, сведя седые брови. Баки хотел было убрать кружку от губ, но тот неожиданно быстрым движением прижал его руки с кружкой ко рту — пока не выпил всё до последней капли. Глаза его горели удивлением.
— Не пил ничего подобного за всю свою жизнь, — признался он, утирая губы. — Сначала так, словно умираешь от горечи, а потом — рождаешься вновь от сладости.
Стив, сияя, как солнце, улыбался. Видно, всё сделал правильно, и действует, как надо.
— Поставьте кувшины в подполье, в холод, — попросил он. — И не оставляйте на жаре и под солнцем. Тогда мёд сохранится до Самхейна.
— Благодарим тебя, друид, — леди Виннифред кивнула ему и тоже сжала в ладонях тонкие пальцы. — Если позволишь, прими от меня подарок, — она сняла со своей руки узкий медный браслет и протянула его Стиву. — Он твой. И пускай этот знак говорит тебе, что ты всегда желанный гость здесь, в Дандарне. Береги моего сына, — добавила она так тихо, что даже Баки едва услышал.
Стив осторожно, словно боясь сломать, рассматривал вязь на браслете. Баки помнил его, сколько помнил себя — мать всегда носила его. По всему браслету вязью были вырезаны цветки вереска. Браслет был явно женским украшением и слишком широк для Стива, но тот надел его на левую руку и поднял повыше, до самого плеча, оставив над сгибом локтя. Поклонился леди Виннифред.
— Я буду носить его.
Наконец, им вручили кружки с пенным и отпустили с миром. Джон вместе с Джеком начали отрезать куски мяса от туши, раздавая их, наколотыми на острые палочки. Стив взял кусок побольше — для них двоих — и они пошли искать, где сесть и поесть спокойно, но при этом чтобы слышать музыку и видеть танцующих в кругу девушек. Наконец, место нашлось на стоящей рядом с крепостью телеге. Стив забрался наверх и свесил ноги с края, Баки же пришлось поставить свою кружку, прежде чем влезть рядом.
— Никогда прежде не слышал такого, — зачарованно проговорил Стив, не сводя взгляда с парня, играющего на трёхствольной флейте. — У нас только поют.
— Это называется музыка, — улыбнулся Баки.
— Му-зыка? — уточнил Стив. Баки с улыбкой кивнул. И от души отхлебнул забористого крепкого пенного. В этом году оно получилось как никогда насыщенным — не пожалели хмеля.