И под этот реквием, кто знает,
Может, плачет под окном ветла,
Может, домовой в трубе рыдает.
Но я знаю, что в такой глуши
Никуда мне от себя не деться –
Это стоны собственной души,
Это вопли собственного сердца.
Цепочка четверостиший
«Он висит у неба на краю…»
Он висит у неба на краю,
Будто подготовленный отсечь
Голову повинную мою,
Золотой луны дамоклов меч.
«Я шар земной раз десять обойду…»
Я шар земной раз десять обойду,
И если я любимой не найду,
То залечу под облака, как птица,
И упаду, чтоб вдребезги разбиться.
«Соловей в самозабвенье…»
Соловей в самозабвенье.
Слушая, как он поет,
Даже месяц в изумленье
До ушей разинул рот.
«Забрезжило сияньем новым утро…»
Забрезжило сияньем новым утро,
Восход над горизонтом луч зажег.
Переливается в росинках перламутровых
Нетронутой травы зеленый шелк.
«Когда любовь из сердца схлынет…»
Когда любовь из сердца схлынет,
Жизнь потеряет интерес.
Вот почему живу я ныне
И потому несу свой крест.
«По зеленым полям и лугам…»
По зеленым полям и лугам,
По прозрачным озерам, прудам
От зари разливается свет,
Как в душе моей юности след.
В отделе
Три подружки, три болтушки
Целый день сидят, как клушки.
Каждый день они без дела,
Нет им дела до отдела.
«В российской деревне я вырос…»
В российской деревне я вырос.
С ней связана жизнь моя вся.
И как бы она не сложилась,
Я счастлив, что здесь родился.
«Бездорожье. Что за канитель…»
В XIX веке на месте теперешних Дубенок находилась всего лишь небольшая деревушка Александровка. И теперь грунтовую дорогу, идущую от Дубенок до деревни Новопокровское, старожилы называют «александровской». По этой дороге раньше мы ходили работать на Мызу. В ненастье там была непролазная грязь. Зимой снегу надувало выше колена.
Бездорожье. Что за канитель!
Не видать ни зги — все в белом дыме.
Словно ведьма, злющая метель
Больно хлещет космами седыми.
Бездорожье. Хуже нет зимой.
Всех и вся с горячностью ругая,
Я по снежной целине шагаю
Мимо леса по полям домой.
И меня сильней все гложет зуд.
В дом, в тепло — желание безмерно.
Приготовив ужин, ждут-пождут
С дочкою жена меня, наверно.
Через час добрался до села.
Здесь сугробы, словно скирды в поле.
Кажется, уж силы нету боле,
Но душа веселость обрела.
После вьюги дома, как в раю.
Не успев жену обнять за плечи,
Оглянулся. Ба! Не узнаю:
Теща улыбается мне с печи.
Март
Март по лесу шажочками робкими
В ласке солнца несет нам весну.
Слышно, падает крупными хлопьями
Снег подталый с ветвей под сосну.
Снова веет теплом над сторонкою.
День прибавился. Заголубел.
И синец свою песню негромкую
Удивительно нежно запел.
Скоро лес переполнится звуками.
Рад я видеть лесную красу.
Только кто так по дереву стукает?
Эта птица торопит весну.
«Далекое, родное детство…»
Далекое, родное детство
Я видел будто бы во сне.
Как исцелительное средство,
Молитвы мать твердила мне.
И, чтобы в доме было счастье
И не одолевала грусть,
Я стал с прилежностью стараться
Заучивать их наизусть.
И в будни, в праздник ли чудесный,
Всегда молюсь с любовью я,
Не отвергал бы Царь Небесный
Раба заблудшего меня.
«Утро просыпается с колокольным звоном…»
Утро просыпается с колокольным звоном.
Хор пернатых слышится на лугу зеленом.
Далеко разносятся птичьи голоса.
И лежит нетронутой на траве роса.
Речка неторопкая что-то ворожит.
Над густой осокою луговка кружит.
Солнце поднимается в вышину небес.
В утреннем сиянии словно замер лес.
На земле и на небе Божья благодать.
Осенив крестом себя, вышла в сени мать.
И с утра, как водится на святой Руси,
Тихо шепчет старая: «Господи, спаси».