Главная улица кончалась у Хан-Сарая. Он стоял за мостом через мутную Чурук-Су. Охраняли его старые солдаты из инвалидной команды, расквартированной в городе. По приказу начальства именитым особам во дворце отводились комнаты для ночлега и постоя.
Через главные ворота въехали на просторный двор, по правую сторону которого тянулся ханский дворец, по левую — возвышалась ханская мечеть с двумя минаретами, за нею строения, предназначавшиеся некогда для дворцовой стражи. В глубине за двором, против ворот, начинался ханский сад. Он взбирался на гору четырьмя террасами, соединёнными каменной лестницей.
После чёткой стройности петербургских дворцов, приземистый Хан-Сарай с черепичной покатой крышей, маленькими окнами, гладкими белыми стенами, кое-где украшенными восточным орнаментом, казался странным, непривычным, как непривычен для европейского глаза прихотливый восточный наряд.
Дворец состоял из нескольких зданий разной величины и неодинаковой высоты. Он не однажды терпел от пожаров и военных действий и не однажды отстраивался.
Его облик менялся в течение трёх столетий.
Татары-кочевники сами зданий не строили и в случае необходимости прибегали к помощи иноземных мастеров. Так случилось и на сей раз. Хан-Сарай возводили и украшали итальянские, персидские и турецкие мастера. Парадное крыльцо дворца — лёгкий портал с навесом — строил итальянец Алевиз Фрязин Новый. Так его звали на Руси. Алевиз — было его имя, Фрязин — означало, что он генуэзец, Новым он значился потому, что за несколько лет до него прибыл на Русь ещё один мастер и тоже Алевиз.
Алевиз Фрязин Новый попал в Крым случайно. В 1500 году великий князь московский Иван III вызвал из Италии «серебряных, пушечных и стенных» мастеров для украшения Кремля, постройки соборов и других надобностей. Путь в Москву лежал через Крым, и крымский хан Менгли-Гирей задержал мастеров в Бахчисарае на целых полтора года.
Парадная дверь, ведущая во дворец (её называли «железная»), с затейливым узором, со следами позолоты и раскраски, была чрезвычайно искусно выкована из железа. Она имела вверху две арабские надписи. Местный мулла, седобородый старец в чалме и халате, перевёл их так — первую: «Владеет сими вратами основавший здешнюю область высочайший Хаджи-Гирея хана сын Менгли-Гирей хан. Да удостоит господь Менгли-Гирея вкупе с отцом и матерью его блаженства в сей и будущей жизни»; и вторую: «Соорудить сии великолепные врата повелеть соизволил владетель двух морей и двух областей Хаджи-Гирея сын, Менгли-Гирей, султан, сын султана. Девятьсот пятьдесят девять». Цифра обозначала время изготовления «железной двери». Оно равнялось 1503 году по европейскому летосчислению. Менгли-Гирей хан, известный тем, что отдал Крым под власть Турции, велел построить дворец в саду в начале XVI века.
Огромный ключ повернулся в замке. Железная дверь скрипя отворилась. Путешественники вошли в Бахчисарайский дворец.
Пушкин приехал в Бахчисарай больной. То ли сказалась усталость от трудной дороги и непривычно долгой поездки верхом, то ли вымочил дождь и был холодный ночлег, — лихорадка вернулась. Хотелось скорее добраться до места, напиться горячего и улечься в постель. Но побывать в Бахчисарае — и не увидеть дворца…
За железной дверью оказался выложенный мрамором внутренний дворик с двумя мраморными фонтанами.
Романтическое предание о том из них, что стоял против двери, Пушкин слышал ещё в Петербурге. Рассказывали, будто один из Гиреев влюбился в юную пленницу, привезённую в его гарем. Девушка вскоре умерла. И безутешный хан воздвиг в память о ней мраморный фонтан, который как бы оплакивал бесценную потерю. Вода лилась из самого сердечка открытого мраморного цветка, как слёзы из глаз, переливалась из чашечки в чашечку и никогда не иссякала. «Я прежде слыхал о странном памятнике влюблённого хана. К** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes[2]. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода».