О том, что его петербургский знакомец генерал Орлов теперь в Кишинёве и командует расквартированной в Бессарабии 16-й пехотной дивизией, Пушкин узнал от Раевских. Ведь это был тот самый молодой генерал Михаил Фёдорович Орлов — поклонник Екатерины Николаевны, — который до этого служил в Киеве с Раевским.
Пушкин порадовался приятному известию. Будет с кем перемолвиться, отвести душу.
Приехав в Кишинёв, он направился к Орлову.
Орлов поселился в Верхнем городе, где для него были сняты на Купеческой улице два больших дома. В одном, принадлежавшем содержательнице девичьего пансиона мадам Майе, была его канцелярия. Во втором — квартира.
За обедом у Орлова собиралось большое общество, главным образом офицеры его дивизии. «Прискорбно казалось, — рассказывает современник, — не быть принятым в его доме, а чтобы являться в нём, надобно было более или менее разделять мнения хозяина».
Генерал Орлов был вольнодумцем и мнения имел соответствующие.
Именно вольнодумство помешало его карьере, воспрепятствовало подняться на самый верх служебной лестницы и блистать в Петербурге.
А для этого имел он все основания: выдающийся ум, военные заслуги, энергию, храбрость, богатство, незаурядную внешность, благоволение царя.
Семнадцати лет вступив в гвардию, Орлов в двадцать шесть лет был уже генералом. Самым молодым генералом русской армии.
Чины получал не на дворцовом паркете, а все до единого на полях сражений — «за отличие».
Последний чин — генеральский — получил в 1814 году за участие во взятии Парижа и принятие капитуляции французской столицы.
Принять капитуляцию поручил Орлову царь. Александр I его заметил, взял к себе в адъютанты.
Казалось, впереди одни успехи и почести. Но пройдя войну, сблизившись во Франции с Николаем Ивановичем Тургеневым, Орлов многое узнал, переоценил.
Он вернулся в Россию убеждённым врагом самодержавного произвола и крепостнического рабства, с желанием полезной деятельности и решительных действий.
Происходил он из семейства весьма решительного. Был сыном младшего из трёх братьев Орловых, силачей и красавцев, которые помогли Екатерине II занять российский престол.
Один из его дядей — Григорий Григорьевич — вместе с Никитой Паниным, графом Кириллом Разумовским и княгиней Дашковой стоял во главе заговора в пользу Екатерины.
Другой его дядя — Алексей Григорьевич — самолично расправился с Петром III.
Так безвестные гвардейские офицеры из захудалого дворянского рода превратились в несметно богатых вельмож — графов Орловых.
Михаил Фёдорович унаследовал от родственников «дурную привычку» не слишком бережно относиться к жизни царей, но пошёл ещё дальше. Его не устраивал дворцовый переворот. Он хотел революции силами армии, отмены крепостничества, республиканского правления. В ответ на вопрос своего друга Вяземского: в кого он влюблён, отвечал: «В кого влюблён? В представительное правление, во все благородные мысли, во всех благородных людей».
Образ мыслей Орлова не понравился царю. В наказание за вольнодумство и независимое поведение беспокойного генерала в 1818 году услали служить в Киев.
Но Орлов не унялся. Желая осуществить свои революционные замыслы, он упорно добивался командования дивизией.
Дивизию наконец он получил, но вдали от столиц, в окраинной Бессарабии.
Так летом 1818 года Михаил Фёдорович оказался в Кишинёве, где стоял штаб дивизии и где нашёл его Пушкин.
Орлов был любезен, радушен. Широкообразованный, он сам прекрасно владел пером и знал толк в литературе.
Вспоминали Петербург, «Арзамас», друзей. Орлов просил не чиниться, бывать у него запросто.
Пушкин стал ходить к нему чуть ли не всякий день, быстро перезнакомился с гостями Орлова.
В доме Михаила Фёдоровича говорили и спорили обо всём, но более — о политике и о положении в дивизии.
До прибытия Орлова в 16-й дивизии, как во всей русской армии, усиленно насаждались аракчеевские порядки. Каковы они есть, Пушкин видел в Петербурге. Солдат учили не воевать, а вышагивать на парадах, для этого мучили бесконечными учениями, палками вбивая плацпарадные премудрости.
Эпиграммы на жестокого и подлого обожателя муштры, любимца царя графа Аракчеева сыграли свою роль в судьбе Пушкина. И здесь та же аракчеевщина…