«Первая от Бендер станция, Каушаны, опять взбудоражила Пушкина, — рассказывал Липранди, — это бывшая до 1806 года столица буджацких ханов. Спутник мой никак не хотел мне верить, что тут нет никаких следов, всё разнесено, не то что в Бакчи-Сарае».
«Буджак» по-татарски значит «угол». Так называли сперва юго-восточную оконечность Бессарабии между Днестром и Чёрным морем, а затем и всю степную придунайскую часть страны.
В начале XVI века турецкий султан Сулейман II отдал Буджак ногайским татарам. Турки дорожили свирепой татарской конницей, которую использовали в войнах.
При Сулеймане II в буджакские степи перекочевало тридцать тысяч семей ногайских татар. Ханы их поселились в Каушанах. Один из этих ханов — Темир — принудил турок уступить ему Аккерман и дать титул паши.
И правил Буджаком паша с высоких башен Аккермана.
Пушкину не верилось, что в Каушанах не осталось уже ничего татарского. Но проверить не пришлось. Дела торопили. Миновали и Каушаны, положив при случае побывать и в Бендерах и здесь.
В Аккерман приехали на другой день к обеду. Остановились у Непенина — командира 32-го егерского полка. Он состоял в Тайном обществе и взялся помочь Лицранди.
Задержаться в Аккермане пришлось на три дня.
Показать Пушкину Аккерманскую крепость вызвался комендант её подполковник Кюрто.
Смотреть на Аккерманскую крепость можно было лишь высоко задрав голову. Каменная твердыня на берегу днестровского лимана грозно возвышалась над неприглядным растянутым городом и по сравнению с его маленькими мазанками казалась ещё огромней.
Со стороны города вид крепости был не столь уж живописен — длинная почти глухая каменная стена, изредка оживлённая зубчатыми башнями. По словам Кюрто, лучший вид открывался с Днестра, с лимана, куда обращены были главные укрепления. Тройной пояс стен с бойницами каменным каскадом спускался к воде. Высоко в цитадели таился замок…
Аккерманскую крепость начали возводить во второй половине XIII века галицко-волынские князья.
Затем укрепляли и достраивали молдавские господари. Строили её украинские и молдавские мастера. Имя одного из них — Федорок — донесла надпись на плите надвратной башни.
Турки не однажды пытались овладеть Белгородом, как звался этот город на Руси. Но Белгород стойко защищался, пока неравенство сил не решило его судьбу. При турках Белгород стал Аккерманом, что и значило — Белый город, Белая крепость.
Пушкин обошёл крепость по стенам и по валу, побывал в замке. Сверху, с высоты смотрел он на Днестр.
Замёрзшая гладь лимана уходила к самому горизонту. Лёд был некрепок и кое-где темнел разводьями и трещинами. На другом берегу (ширина лимана составляла девять вёрст) виднелся Овидиополь, по словам Кюрто, — жалкий скучный городок.
Овидиополь… Город, названный именем прославленного Овидия.
Недавно Пушкин, Липранди и Раевский от души потешались, прочтя в петербургском журнале, что знаменитый римский поэт Публий Овидий Назон был выслан из Рима в Аккерман и похоронен возле этого города. В этих местах Овидий отродясь не бывал. Его выслали на задворки Римской империи, в древний город Томы, что стоял в устье Дуная.
И всё же русские власти в конце XVIII века дали степному селению с маленькой крепостцой имя Овидиополь. Почему? Да, верно, потому же, почему новый город на Днепре нарекли Херсоном, хотя древний Херсонес находился в Крыму. Звучно. Знаменито. И наводит на мысль, что Россия наследует величие древних.
От поездки в Овидиополь пришлось отказаться. Зимой через лиман переправлялись раз в сутки и то при хорошей погоде. И с немалым риском из-за проталин и трещин. Их мостили досками. А чаще просто разгоняли лошадей и с разбега перескакивали, полагаясь на «авось пронесёт» и на божью волю.
Из Аккермана выехали вечером и на другой день к ночи увидели Дунай и Измаил. Вернее, не Измаил, а — Тучков. Так в честь его основателя генерала Тучкова, который жил тут же, назывался новый небольшой городок, построенный подле Измаила русскими солдатами.
Город Тучков, в отличие от Измаила, не имел в себе ничего восточного и построен был правильно, на европейский манер.
Остановились у знакомого Липранди — негоцианта серба Славича. Утром Пушкин со Славичем осматривал Измаил.
Измаил… Неприступная крепость, которую заставил покориться один лишь Суворов. По словам Липранди, Пушкину «подробности штурма… были хорошо известны».
В кампанию 1790 года, во время Второй турецкой войны, русским войскам и Черноморскому флоту предстояло занять левый берег Дуная. Для успеха операции непременно нужно было взять сильную и важную турецкую крепость Измаил. Она стояла над Дунаем на высоком, крутом, обрывистом берегу. С трёх сторон её защищал мощный вал с земляными и каменными бастионами, глубокий ров с водой. С четвёртой — широкий, в полверсты, Килийский рукав Дуная. Взять Измаил, недавно перестроенный французским и немецким инженерами по последнему слову военной техники, крепость с тридцатипятитысячным гарнизоном, казалось делом несбыточным. Но Суворов сказал: «Два раза русские подходили к Измаилу и два раза отступали от него, теперь в третий раз остаётся нам только взять город или умереть. Правда, что затруднения велики: крепость сильна, гарнизон — целая армия, но ничто не устоит против российского оружия». Суворов прибыл под Измаил и сразу приказал готовиться к штурму. Он привёз с собой тридцать лестниц, чтобы взбираться на стены, и тысячу фашин — связок камыша или хвороста, чтобы заполнить ими ров, и велел приготовить ещё и лестниц и фашин. Он приказал вблизи от русского лагеря насыпать вал и вырыть ров наподобие измаильских, и ночью скрытно учил солдат взбираться по лестницам на вал, переходить ров по фашинам и колоть чучела — неприятеля. Гарнизону Измаила послал ультиматум: «…24 часа на размышления для сдачи», а потом — штурм, смерть.