Далече от брегов Невы

В канцелярии Инзова, у него за обедом, в домах кишинёвских бояр и чиновников Пушкин не раз слышал толки о разбойниках. Их множество. Они неуловимы. Дерзкие шайки «разноплеменных всадников» рыщут по всей стране. Клароши — земская стража, набранная из местных жителей, сама их боится, или заодно с ними. Кодрян, Урсул, Тобльток, Кирджали… Имена этих разбойников были знамениты.

О Кирджали Пушкин написал потом повесть.

Урсула поймали близ Кишинёва в Малине в 1823 году, когда Пушкин ещё был в Бессарабии. Чиновнику, пришедшему в тюрьму, пойманный вместе с Урсулом разбойник Богаченко сказал так:

— Вы, господа, безо всякого труда и опасности грабите своих крестьян. И мы, разбойники, имеем полное право собирать с вас дань.

Пушкин писал большую поэму о разбойниках, начал и балладу, которую назвал «Молдавская песня».

Нас было два брата — мы вместе росли —
И жалкую младость в нужде провели…
Но алчная страсть овладела душой,
И вместе мы вышли на первый разбой.

Балладу Пушкин не окончил, поэму сжёг, сохранив лишь отрывок, где так же, как и в балладе, описывалась история двух братьев-разбойников.

Нас было двое: брат и я.
Росли мы вместе; нашу младость
Вскормила чуждая семья:
Нам, детям, жизнь была не в радость;
Уже мы знали нужды глас,
Сносили горькое презренье,
И рано волновало нас
Жестокой зависти мученье.
Не оставалось у сирот
Ни бедной хижинки, ни поля;
Мы жили в горе, средь забот.
Наскучила нам эта доля,
И согласились меж собой
Мы жребий испытать иной.

Не разочарованный светский юноша — «кавказский пленник», не легендарный Вадим, а простые крепостные крестьяне впервые в русской литературе стали героями романтической поэмы. Сюжет «Братьев-разбойников» подсказала сама жизнь. «Истинное происшествие подало мне повод написать этот отрывок, — рассказывал Пушкин. — В 1820 году, в бытность мою в Екатеринославле, два разбойника, закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись. Их отдых на островке, потопление одного из стражей мною не выдуманы». Когда Пушкин приехал в Екатеринослав, городская тюрьма была переполнена и бунтующими мужиками и другими арестантами. Чтобы их содержание обошлось дешевле, арестантов гоняли в город просить милостыню. Воспользовавшись этим, два разбойника — братья Засорины, скованные вместе, — прямо в кандалах бросились в Днепр и ушли. Их побег наблюдал вместе с Пушкиным его дядька Никита. И когда рассказ об этом вызывал недоверие, Пушкин брал Никиту в свидетели.

По улицам однажды мы,
В цепях, для городской тюрьмы
Сбирали вместе подаянье,
И согласились в тишине
Исполнить давнее желанье;
Река шумела в стороне,
Мы к ней — и с берегов высоких
Бух! поплыли в водах глубоких,
Цепями общими гремим,
Бьём волны дружными ногами,
Песчаный видим островок
И, рассекая быстрый ток,
Туда стремимся. Вслед за нами
Кричат: «Лови! лови! уйдут!»
Два стража издали плывут,
Но уж на остров мы ступаем.
Оковы камнем разбиваем…

Чтобы лучше узнать своих будущих героев, Пушкин ходил в кишинёвскую тюрьму и беседовал с арестантами. «…Был я в здешнем остроге», — записал он в дневнике. Он видел в арестантах не только преступников, но и людей — несчастных, загубленных, сочувствовал им. Сам рвался на волю.

«Мне душно здесь… я в лес хочу»… Этот крик погибающего в тюрьме молодого разбойника был и криком души самого поэта. После ареста Раевского, отъезда Орлова, разгрома «Орловщины», Кишинёв ему вконец опостылел, стал душен, тягостен.

«Граф, будучи причислен по повелению его величества к его превосходительству бессарабскому генерал-губернатору, я не могу без особого разрешения приехать в Петербург, куда меня призывают дела моего семейства, с коим я не виделся уже три года. Осмеливаюсь обратиться к вашему превосходительству с ходатайством о предоставлении мне отпуска на два или три месяца.

Имею честь быть с глубочайшим почтением и величайшим уважением… всенижайший и всепокорнейший слуга Александр Пушкин. 13 января 1823. Кишинёв».

Так он писал статс-секретарю графу Нессельроде.

Хоть ненадолго вырваться из «проклятого» Кишинёва, побывать в Петербурге, увидеть брата, друзей…