Не имея веских доказательств виновности Раевского, Сабанеев всеми способами изыскивал их, не гнушаясь лжесвидетельствами. Он пытался запугать солдат, получить от них нужные ему показания, но солдаты, верные Раевскому, в один голос твердили, что ротный командир учил их (чего в действительности и не было) верой и правдой служить государю. Солдаты не поддавались, а среди юнкеров и офицеров нашлись подлецы, которые из страха и из корысти показывали всё, что требовалось Сабанееву.
Юнкеру Сущеву, видя его бедность, Раевский помогал деньгами, принял в дивизионную школу, избавил от строгого судебного приговора, и этот же Сущев теперь клеветал на него. Поистине нет меры человеческой подлости.
Сабанеев добивался своего, не стесняясь в средствах. На очной ставке, когда Раевский доказал поручику Венжиколуцкому всю нелепость его показаний, тот чуть не со слезами воскликнул:
— Ах, если бы вы знали, что со мною делали! Сущев ещё не к тому меня склонял. А корпусный командир говорил, что я пропаду, если не покажу.
Вскоре Пушкин на себе испытал, как умел действовать Сабанеев.
Ловушка
Обстоятельства сложились так, что, живя в Одессе, Пушкин довольно часто виделся со своим кишинёвским приятелем Липранди.
Вынужденный выйти в отставку после разгрома «Орловщины», таинственный подполковник недолго сидел без дела. Воронцов, помня его ещё по Парижу, по тем временам, когда победоносные русские войска вступили во Францию и Липранди заправлял делами военной полиции, счёл полезным взять его к себе в качестве чиновника по особым поручениям. Продолжая жить в Кишинёве (там он был нужен Воронцову), Иван Петрович наезжал в Одессу по служебным надобностям.
В самом начале 1824 года, направляясь в Одессу, Липранди остановился, как обычно, в Бендерах у тамошнего полицмейстера майора Бароцци и застал у него несколько крестьян украинцев, явившихся для разбора какого-то дела. Один из крестьян — его звали Никола Искра — выглядел человеком лет шестидесяти: высокий, прямой, крепкий, волосы густые, зубы целы. Но Бароцци сказал, что этот бравый крестьянин помнит шведского короля Карла XII и его лагерь близ Варницы.
Порасспросив Искру, Липранди убедился, что тот действительно был свидетелем событий более чем столетней давности.
Сколько лет ему, Искра не знал.
По его словам, когда мать посылала его в шведский лагерь с молоком, маслом, творогом и яйцами, он был уже «добрым хлопцем». А женился год спустя после того, как татары, рассорившись со шведским королём, разорили его лагерь. Из всего этого Липранди заключил, что Искре лет сто тридцать пять, не менее.
Такой человек был находкой для графа Воронцова, который интересовался историей края. И действительно, узнав про Искру, граф обрадовался и назначил день поездки в Бендеры.
Но случилось так, что он поехать не смог. А Пушкин, знавший о поездке и желавший принять в ней участие, упросил Липранди (с разрешения графа) на обратном пути из Одессы взять его с собой.
Ещё со времени первой поездки по Бессарабии Пушкину хотелось побывать в Бендерах и Каушанах. Во-первых — отыскать могилу гетмана Мазепы, во вторых — остатки столицы буджакских ханов.
В Бендерах у полицмейстера ждал предупреждённый Искра. Вместе с ним отправились к Варнице. Чтобы лучше восстановить картину прошлого, Липранди вёз исторические сочинения с планом шведского лагеря и изображением во весь рост Карла XII.
Рассказ Искры о костюме короля полностью подтверждался старинным рисунком. Искра говорил, что видел Карла не раз, сперва даже принял его за слугу, потому что король, выходя из своего домика, сам покупал припасы, каждое яйцо взвешивал на руке и смотрел на свет. На удивление точно описал старый украинец и расположение шведского лагеря — всё соответствовало плану.
Но на расспросы Пушкина о могиле Мазепы ничего не смог сказать. Мазепа… Мазепа… Про такого не слыхал и могилы не знает. О старинных церквах в округе сказал, что их спалили татары.
Старинную церковь Пушкин увидел в Каушанах. Её построили в XV веке молдавские мастера.
Что же касается до остатков столицы буджакских ханов, Пушкин их не обнаружил. В Каушанах не осталось ничего татарского.