От этих слов меня снова заколотили. Умереть сейчас, когда я только-только выздоровела и начала нормально жить, было, нет, не страшно, но обидно до слез. Пугало меня то, что Каи может погибнуть и я снова останусь одна. Мне эгоистично хотелось умереть первой, если уж этого не избежать никак. Или умереть вместе с ним.
Я куталась в плед, потому что никак не могла согреться и шла за парнем, панически боясь отступить от него даже на шаг. Его кар, совершенно бесполезный из-за отсутствия сети, оставался на стоянке среди других таких же. И эта картина была такой нормальной, что бомбардировка, от которой нас отделяло чуть больше четверти часа, казалась страшным, невероятным сном.
Ведь, этого никак не могло быть в двадцать третьем веке. Эпоха войн давно прошла. Мы живём в цивилизованном обществе. Сейчас уже никто не воюет. И не может бомбить столицу независимого государства.
Я почти убедила себя в том, что мир не рухнул, а то, что происходит — лишь продолжение дурного сна. Ночные кошмары кажутся вполне реалистичными. Пока мы спим. А когда просыпаемся, они таят, как снежинки, упавшие на ладонь. Тут будет точно так же. Мы проснёмся и весь ужас, сковывающий нас сейчас, исчезнет.
Каи достал из багажного отделения кара массивный серый рюкзак, который он всегда брал с собой на пляж. Небрежно вытряхнул его содержимое прямо на асфальт и начал перебирать вещи. А я в каком-то отупении просто следила за его действиями. Пара одноразовых гигиенических набора. Полотенце. Белая футболка и песочного цвета шорты. Солнечные очки. Пара небольших бутылок с минеральной водой. С десяток протеиновых батончиков и пачка леденцов.
— Не густо, — сказал он как-то уж слишком спокойно. — Но лучше, чем ничего. Надо аптечку из кара захватить.
Я кивнула, но с места не сдвинулась, пока не услышала четкий приказ — забрать аптечку.
Но сборы прервало появление сети. Слабой — всего на одно деление индикатора. Что само по себе было странным. Но вскоре нам стало не до этого. Наши смарткоммы одновременно начали транслировать голосовое сообщение, которое невозможно было остановить.
Мелодичный женский голос участливо рассказывал, что преступное иштарское националистическое правительство, узурпировавшее власть на мирной планете, принадлежащую Терранской Метрополии, сегодня отдало приказ нанести множественные стратегические удары по инфраструктуре трех своих городов с наибольшим населением. С целью физического уничтожения граждан, выступающих за возвращение Иштара под власть мудрого и справедливого терранского правительства. Что вынудило Терру объявить о начале Специальной антитеррористической операции с целью предотвращения сецессии Иштара, защиты мирного населения и борьбе с экстремизмом.
Этот нежно журчащий голосок рассказывал, что иштарцы уже восемь лет живут под гнетом жесточайших репрессий, когда за слова о неизбежности и необходимости возвращении Иштара под юрисдикцию Терры, следует смертная казнь без суда. Нам зачитали целый список имён, убитых режимом, истинных патриотов.
А затем мы услышали воззвание терранского президента к братскому народу. Взять власть в свои руки. Сжечь сепаратистскую нечисть в священном огне возмездия за жизни невинных, убитых ими. Отринуть ложные развращающее целостную человеческую натуру, законы, внедрённые истинными врагами Иштара. Вернуться в лоно великой и вечной терранской культуры.
На меня напало какое-то странное оцепенение, когда любое движение давалось с невероятным трудом. Как будто воздух загустел. Дышать почти не получалось. Я и не дышала, лишь с шумом заглатывала воздух сквозь плотно стиснутые зубы, которые не удавалось разжать. Грудь сдавила резкая пульсирующая боль. Мир начинал блёкнуть, наливаясь липкой чернотой.
Я, наверное, упала. Потому, что осознала себя уже сидящей в кольце рук Каи. Он что-то тихо шептал мне на ухо, скачивая, как ребенка.
— Хочешь пить? — спросил он, когда мне, наконец, удалось сделать глубокий вдох. Я не ответила, тупо разглядывая золотисто-коричневое дорожное покрытие. — Посидим немного и пойдем. Хорошо? Звёздочка, нужно идти.
— Зачем? Зачем куда-то идти, если я все равно умру? — мой голос был до странного спокоен. — Какой в этом смысл?
— Звёздочка, просто, нужно.
— Каи, это война, — мне снова не хватало воздуха, но я говорила и говорила, словно меня прорвало. Только от этих слов становилось лишь хуже. — Терра начала войну. И это именно терранские бомбы летели на нас. Иштар постановил мораторий на смертную казнь. Здесь не могли никого убивать за политическую позицию. Тем более, восемь лет. А то, что произошло — это же геноцид. Геноцид, который начала моя страна. Сколько уже погибло людей? Сколько ещё погибнет, когда здесь разразится гуманитарная катастрофа? И вина за это ляжет на терранцев… Всех терранцев.