Это стремление я уже вижу в людях, они хотят мне навредить. Некоторые сами замирали с занесённой для удара рукой, не решаясь нанести удар. Некоторых перехватывал Каи уводя из госпиталя. А потом говорил, что это состояние аффекта, что они потеряли детей и отчаянье затмило им разум.
И я делаю вид, что верю. Хотя на самом деле мне все равно. Нет, мне понятны причины их поведения. Но сама попытка мне навредить не вызывает даже намека на эмоции. Ну, ударят. И что с того? Я не боюсь боли. Убьют? Так же, не пугает. Скорее даже наоборот.
Если я умру, все, наконец, закончится.
— Поговори со мной, — просит Каи, и всякий раз ответом ему является мое молчание.
На слова нет сил. Все они уходят на ту имитацию жизни, которую от меня ждут, хотя мне хочется лечь на холодные плиты, которыми устлан пол всей станции, закрыть глаза и никогда не открывать.
Ком в горле лишал голоса и заставлял задыхаться. Или я задыхалась от того, что воздух в убежище стал тяжёлым и спёртым? Вентиляцию пришлось отключить. Иначе начинались перебои со светом и работой медицинского оборудования.
Кажется, что, если произнесу хотя бы слово, оно разобьёт плотину моего самообладания и я сорвусь. Отчаянье вырвется на свободу, увлекая туда откуда не возвращаются. А мне нужно держаться. Не для себя. Ради Каи, который смотрит на меня как на сокровище, которое норовит выскользнуть из рук и спрятаться среди обломков его прежней жизни.
И ради тех, кому я могу помочь. Если не вылечить, то хотя бы сделать так, чтобы не было заражения крови или некроза тканей, чтобы они не гнили заживо. Это уже не так мало, если подумать. Медицинское оборудование без врача — груда дорогостоящего, но совершенно бесполезного хлама. А я единственный медик здесь. Само мое присутствие рядом с ранеными их успокаивает. Обход, который я произвожу три раза в сутки, перевязки и инъекции — это те ритуалы, которые дают нам иллюзию того, что все под контролем.
Но даже иллюзия этого помогает им верить в то, что кошмар последних дней когда-нибудь кончится и они вернутся к нормальной жизни.
Им, но не мне. Мой личный кошмар не имел обозримого конца.
Мысли о том, что я хочу умереть засели в моей голове и не желали уходить, заслоняя мир вокруг.
Я просыпалась и засыпала в плену навязчивых мыслей о том, как же чудесно было бы умереть. Ведь в смерти нет ничего. Нет боли, страха и бесконечного ужаса, которым видится будущее. Есть покой к которому так стремится моя душа.
Я ела, работала, пыталась вспоминать о тех хороших вещах, которые были в моей жизни. Старалась больше времени проводить с Каи, понимая: скоро тому подобию затишья, в котором мы замерли, придет конец. И тратить впустую время, которое мы все ещё можем провести вместе — настоящее преступление.
Я кончиками пальцев прикасалась к нему, стремясь запомнить тепло его кожи. Целовала. Украдкой слушала дыхание,
Война — не время для счастья и любви. Она, как беспощадная волна накроет тебя болью, скорбью и одиночеством. И от осознания данного факта ещё меньше хочется жить, умножая свои мучения на количество дней до того, как ты навечно скользнёшь в благословенную темноту вечного сна.
Мои дни были похожи один на другой, и я потерялась в них. Даты, дни недели — все растворилось в безвременье моих мыслей. Я уже не понимала, когда началась война. Сдя меня существовало лишь бесконечное «сегодня».
Иштарская сеть периодически появлялась. И мы знали, что Иштар обороняется. Не всегда успешно, но и не пал за три дня, как пророчила терранская пропаганда. Что Алир — не единственный город, подвергшийся массированной атаке. Что подсчитать жертвы среди мирного населения пока не представляется возможным. Но город разрушен примерно на сорок процентов, а это подводит число жертв даже не к десяткам тысяч, а миллионам.
Я работала по специальности не так много — всего несколько месяцев. Но все это время было посвящено борьбе за каждую жизнь. И мне жутко от мысли, что из-за чьи-то политических амбиций, желания чужой кровью вписать свое имя в историю, люди гибнут десятками тысяч. Это в голове не укладывается.
Рой и Лейла говорили, что у каждого практикующего врача есть свое маленькое кладбище тех, кому ты оказался не в силах помочь.
За эти несколько дней войны мое пополнилось тремя десятками мертвецов, которые приходили ко мне по ночам. Они чаще молчали, укоризненно глядя на меня. Но иногда шепотом звали к себе, обещая, что там, с ними я найду покой.
В один из дней движение между станциями частично восстановили. И к нам перебросили несколько групп. У нас было больше свободного пространства и еды. Тут располагался склад сети продуктовых супермаркетов.