— Вам незачем объяснять.
«Пожалуйста, не выгоняйте меня».
— Спасибо, но я все же должна. Хотя бы отчасти. Подобная грубость… Она плохо ладит с незнакомцами. Это было нелегкое испытание. Наш семейный врач умер десять лет назад, и мы до сих пор не можем найти нового, мало-мальски сносного. Ее мысли путаются. Надеюсь, вы не чувствуете себя незваной гостьей?
— Вовсе нет, я все прекрасно понимаю.
— Дай бог. Потому что мы очень рады вашему визиту. — Снова мимолетная улыбка в форме шпильки. — Замок любит гостей, ему нужны гости.
Смотрители в венах
Утром моего десятого дня рождения мама и папа отвели меня взглянуть на кукольные домики в Музее детства в Бетнал-Грин. Не знаю, почему мы отправились смотреть именно домики, то ли я сама выразила к ним интерес, то ли родители прочли в газете статью о коллекции, но я очень четко помню тот день. Одно из тех блистательных воспоминаний, которые собираешь по пути; идеальной формы, непроницаемое, как мыльный пузырь, который забыл лопнуть. Мы поехали в такси — кажется, я сочла это особым шиком, — а после музея пили чай в модном заведении в квартале Мейфэр. Я даже помню, во что была одета; коротенькое платье с ромбами, о котором мечтала много месяцев и в то утро наконец обрела.
Еще я с ослепительной ясностью помню, как мы потеряли маму. Возможно, именно это событие, а не сами кукольные домики, не дало тому дню смешаться с другими в мясорубке детских воспоминаний. Все перевернулось вверх дном. Взрослые люди не теряются, по крайней мере, в моем мире; это привилегия детей, маленьких девочек вроде меня, которые вечно витают в облаках, еле тащатся и не поспевают за мамой.
Но не на этот раз. На этот раз необъяснимым и сокрушительным образом куда-то подевалась сама мама. Когда это случилось, мы с папой стояли в очереди, чтобы купить сувенирную брошюру. Мы медленно продвигались вперед, погруженные в раздумья, и обнаружили, что лишились своего привычного семейного рупора, только когда добрались до стойки и молча уставились сперва на продавщицу, а затем друг на друга.
Я отыскала маму первой; она опустилась на колени перед кукольным домиком, который мы уже видели. Помнится, он был высоким и темным, с множеством лестниц и чердаком наверху. Мать не объяснила, зачем вернулась, только произнесла: «На свете действительно есть такие места, Эди. Настоящие дома, в которых живут настоящие люди. Представляешь? Столько комнат!» Краешек ее губ дернулся, и она тихо и напевно продекламировала: «Седые стены, что поют далекими часами».
Кажется, я не ответила. Во-первых, не было времени — в этот момент на нас наткнулся отец с отчего-то обиженным и встревоженным видом, — а во-вторых, я не знала, что сказать. Хотя мы никогда больше не обсуждали тот эпизод, прошло много времени, прежде чем я окончательно перестала верить, что где-то в большом, огромном мире есть настоящие дома с настоящими людьми и поющими стенами.
Музей в Бетнал-Грин я упомянула только потому, что пока Перси Блайт вела меня сквозь сгущающийся мрак коридоров, я вспоминала мамину фразу все яснее и яснее; наконец я увидела ее лицо, услышала ее слова так отчетливо, будто она находилась совсем рядом. Это было связано со странным чувством, которое давило на меня, пока мы исследовали огромный дом; ощущением, словно меня колдовским образом уменьшили и перенесли в кукольный домик, хотя и весьма потрепанный. Ребенок перерос его, ему купили другие игрушки, а комнаты с выцветшими обоями и шелками, полы, покрытые циновками, урны и чучела птиц, тяжелая мебель безмолвно надеялись обрести новых обитателей.
А может, все это пришло мне в голову после. Возможно, сначала я вспомнила мамину фразу, потому что, разумеется, она имела в виду Майлдерхерст, когда говорила мне о настоящих людях в настоящих домах с множеством комнат. Что еще могло пробудить в ней подобные мысли? Непостижимое выражение ее лица явно было связано с этим местом. Она думала о Перси, Саффи и Юнипер Блайт, таинственных и странных событиях, которые, должно быть, приключились с ней в детстве, когда ее вырвали из Южного Лондона и поселили в замке Майлдерхерст. Тайны, которые протянулись через полвека и схватили ее так цепко, что потерянное письмо заставило ее плакать.
Как бы то ни было, на экскурсии с Перси в то утро я была вместе с мамой. Я не могла бы ей противостоять, да и не пыталась. Неважно, что я испытывала необъяснимую ревность и хотела исследовать замок самостоятельно. Крошечная частица жизни матери, частица, которую я никогда не знала и уж точно не замечала, была связана с этим домом. И хотя я не привыкла иметь с матерью что-то общее, хотя при одной лишь мысли об этом земля ушла из-под ног, я вдруг поняла, что мне все равно. Если честно, я даже обрадовалась, что странная фраза в музее кукольных домиков перестала быть загадкой, кусочком мозаики, не находящим места. Это был фрагмент маминой судьбы, почему-то более яркий и интересный, чем остальные.