К концу XIX века отцы-основатели социологии – Дюркгейм, Зиммель, Тони и Вебер – считали, что жизнь в обществе чужаков является определяющей чертой современного состояния. Все они по-разному связывали современность с аналогичными процессами социальной дифференциации, которые увеличивали сложность общества. Рост индивидуализма, мобильность и урбанизация, по их мнению, привели к созданию современного общества незнакомцев, характеризующегося анонимностью и аномией. Хотя ни один из интерпретаторов социальных условий современности не был британцем, в этой главе мы увидим, что Смит был прав, когда определил, что новое общество чужаков начало зарождаться в Великобритании в середине XVIII века. Однако вместо того, чтобы указывать на новые типы коммерческих отношений или на процесс индустриализации, я предполагаю, что именно быстрый и устойчивый рост населения, которое становилось все более мобильным (на достаточно протяженные расстояния) и городским по форме, создал общество незнакомцев к середине XIX века. Хотя социологи континентальной Европы не теоретизировали о современном характере этого социального состояния до конца XIX века, их предшественники в Великобритании десятилетиями занимались исследованием множества новых социальных проблем, порожденных им, или пытались каталогизировать чужаков по узнаваемым социальным типам.
Великая трансформация
Священник Томас Мальтус доказал, что одним из главных аргументов в пользу того, что Великобритания стала первым современным обществом, была ее способность поддерживать быстрый рост населения. В своих работах конца XVIII – начала
XIX века Мальтус выявил структурирующий «принцип народонаселения», от которого страдали все общества в истории человечества: рост населения всегда будет опережать предложение продовольствия и сдерживаться нищетой, болезнями и голодом. Однако уже через несколько десятилетий после его смерти в 1838 году стало очевидно, что Великобритания избежала так называемой мальтузианской ловушки и смогла поддерживать численность населения, которая фактически удвоилась в течение первой половины XIX века и с тех пор никогда не прекращала расти.
Таблица 1
Население Великобритании (млн)
Источник: [Mitchell 1988].
В течение XVII века население Англии и Уэльса росло и падало в соответствии с мальтузианской моделью, достигнув пика в 5,3 миллиона в 1656 году, а затем сократившись до 4,9 миллиона в 1686 году. Все изменилось в XVIII веке, когда, даже без присоединения Шотландии (1707) и Ирландии (1801), население значительно увеличилось, а вместе с ним удвоилось в каждой половине столетия (см. таблицу 1). Если бы Мальтус был встревожен темпами роста населения в конце XVIII века, он бы пришел в ужас от того, что население нового Соединенного Королевства с 1801 по 1851 год почти удвоилось: с 15,6 до 27,4 миллиона (несмотря на голод в Ирландии, из-за которого ее растущее население сократилось на 1,6 миллиона по сравнению с показателями 1841 года). Во второй половине XIX века темпы роста практически не снижались; к 1901 году население достигло 41,5 миллиона человек. За полтора века население Великобритании увеличилось в четыре раза.
Как это произошло и почему это случилось в первую очередь в Великобритании, волнует историков и демографов уже два столетия. Современная ортодоксия отражает труды Кембриджской группы по истории народонаселения и преуменьшает достижения в области общественного здравоохранения и эпидемиологии, утверждая, что уровень смертности снижался медленно (ожидаемая продолжительность жизни при рождении выросла с 31,8 до 41,3 в период с 1686 по 1871 год, а затем увеличилась до 69,2 к 1950 году), а общий коэффициент репродуктивности (то есть количество дочерей у женщины) лишь незначительно вырос с 2,17 до 2,54 в период с 1688 по 1871 год. Вместо этого, переработав более поздние аргументы Мальтуса, кембриджские исторические демографы утверждают, что семьи благоразумно адаптировали свой размер в зависимости от уровня заработной платы: так, возраст вступления в брак для женщин снизился с 25 до 22 лет в период с 1700 по 1850 год, а среднее количество детей в семье выросло с 5,7 до 6,2 в период с 1771 по 1831 год. Однако вопрос о том, был ли расчет затрат и выгод, связанных с рождением детей, так сильно привязан к уровню заработной платы, представляется спорным. Из дебатов о повышении уровня жизни британцев в период индустриализации мы знаем, что долгосрочные макроизмерения доходов искажаются не только краткосрочными экономическими колебаниями, но и глубокими географическими, профессиональными и гендерными различиями, а также четкими региональными особенностями в сфере расходов на питание и аренду [Feinstein 1998: 625–658; Griffin 2010: глава 9]. Таким образом, если численность населения росла и падала только в соответствии с чисто экономическими расчетами, то мы по-прежнему не можем объяснить феноменальный рост или относительную стагнацию преимущественно сельских жителей России и Франции в XIX веке.