На улице я заставил себя не спешить. Все равно очень скоро должно открыться море — за одним из белых поворотов, в конце какой-то пока неизвестной улицы.
Светлая кремнистая земля блестела не то слюдой, не то осколками стекла. Жаркий воздух целиком состоял из запаха незнакомых трав. Он мелко дрожал от яростного стрекота. Наверно, это трещали цикады.
Запутанными тропинками, мимо кустов и белых решетчатых изгородей я начал спускаться к площадке извилистой лестницы. Лестница убегала в темную зелень. Каменный узор изгородей был похож на поставленные в ряд корабельные штурвалы. За листьями блеснули стекла и белые стены большого дома. Потом я услышал стоголосый веселый гомон и на школьном дворе, окруженном той же штурвальной изгородью, увидел севастопольских ребят.
Мне снова почудилось, что я попал на праздник. Наверно, с непривычки. Странно было видеть у школы ребятишек, одетых так легко и разноцветно. Они казались совсем непохожими на уральских школьников, которые почему-то при любой погоде упакованы в серую униформу из сукна, толстого и жесткого, как казенное одеяло. Была середина дня: первая смена спешила по домам, вторая — на уроки, и на дворе крутилась яркая карусель испанок, матросских воротников, белых и пестрых рубашек, черных морских пилоток и голубых беретов.
Чуть ниже школы на широких перилах лестницы сидел темноволосый мальчик в рубашке очень звонкого голубого цвета. Он поставил на парапет коричневую, в косых белых царапинах ногу и рассматривал брезентовый полуботинок с оторванной подошвой.
«Четвероклассник, — мельком отметил я. — Или нет, скорее он из пятого. У четвероклассников, пожалуй, не бывают так туго набиты портфели». Кроме того, алая звездочка на рукаве говорила о звании октябрятского вожатого. Четвероклассников не назначают на такие ответственные посты. Ну что еще? Учится с первой смены. Вон чернильное пятнышко на щеке — значит, уже потрудился в школе.
А подошву бедняга оторвал здорово, до каблука.
Неловко как-то проходить мимо, если у человека беда. Я остановился и сказал полувопросительно:
— Авария…
Он поднял голову. Я ожидал, что под низко подстриженным чубчиком блеснут глаза, сердитые и темные, как смородина. А у него были серые улыбчивые глаза. И улыбка была чуть виноватая и в то же время немного озорная.
— Вот смотрите, — сказал он мне, как знакомому. — Что теперь делать с ней? — И покачал ногой. Подошва зашлепала по башмаку, и это было похоже на злорадные аплодисменты.
— Здорово ты ее рванул. Где это так?
Он сказал с веселой досадой.
— Да… с мальчиками банку гоняли…
— Что ж эти мальчики тебя бросили? Банку гоняли вместе, а теперь…
Он сказал с неохотой:
— Ну, что они могут… Маленькие еще.
— A-а, — сказал я, снова взглянув на его звездочку.
Конечно, это было не очень-то хорошо — изводить человека пустым разговором, когда нужна помощь. Неожиданно я вспомнил, что в кармане брюк у меня моточек лейкопластыря (перед отъездом я заклеивал им пакет с фотокассетами).
— Ну-ка, сними ботинок.
Он послушно, даже торопливо, сдернул башмак, не развязав шнурка. Я сел рядом и начал прибинтовывать подошву.
Наверное, ему было неловко, что заставил меня работать. Сидел он и тихонько вздыхал.
Двое ребят остановились над нами.
— Ой, Леня на приколе! — весело заметил один. — Ремонтируетесь?
Мой Леня еще раз вздохнул.
— А где твои мальки? — не отставал товарищ.
— Прогнал уроки учить.
— Зря вы ему чините, — заметил второй. — Все равно его салажата ему опять подошвы оторвут. Вместе с пятками.
— Шагайте вы… — сдержанно попросил Ленька. Они засмеялись и запрыгали по ступенькам.
Я протянул ботинок.
— Ну, доскачешь до дому?
— Конечно. Спасибо, — с торопливой улыбкой сказал он.
— Тогда за труды скажи мне, как добраться до Херсонеса.
— Да это же просто! На пятом автобусе, прямо от Графской пристани.
— Леня, — проникновенно сказал я. — Представь себе, я пока еще не знаю, где Графская пристань. Это во-первых. А во-вторых, я люблю ходить пешком.
— Пешком? — немного удивился он. — Ну, тогда… тогда так. — Он встал на парапет, поджав ногу, и зажатым в руке ботинком указал куда-то за деревья. — Вы увидите: разбитая церковь на мысу. Разными улицами можно идти, а потом по шоссе…
Мы вместе спустились по лестнице и неторопливо свернули в боковую улочку. Ленька брел чуть в стороне, поддавая коленками свой заслуженный портфель.