Янош сделал шаг назад.
– Ну а теперь сержант Мэйн отработает с вами перестроения. Но на этот раз без всяких там «раз, два, три» и без атак и нападений. Сержант!
Приказ исторг из сержанта очередную порцию рычания, и вновь заклубилась пыль. Я решил не рассказывать Яношу о тех двух дуэлях, в которых принял участие, не сомневаясь, что к такому опыту капитан Серый Плащ вряд ли отнесется с большим уважением, сочтя его забавой, потасовкой молодых петушков на скотном дворе в деревне. Подрезание сухожилий… швыряние песка… ослепление… нет, это уже суровые жестокости войны. Хотя я с полной серьезностью относился к проведенным мною двум схваткам, в которых даже проливалась кровь, но все же это были ненастоящие сражения.
Янош наблюдал за муштрой без комментариев и без всякого выражения на лице, затем подошел к нам.
– Доброе утро, друг мой, – сказал он. – Видишь, я уже с утра занимаюсь тем, что делаю из этих манекенов подготовленных солдат. А как твоя голова?
– Почему-то все меня первым делом утром спрашивают об этом, – сказал я. – Не думаю, чтобы я был так уж пьян.
– И никто не думает, – сказал Янош. – Чем могу быть полезен?
Я забрал у Инза кошелек и протянул ему.
– Прошу тебя, прими это как компенсацию за мои целые кости и спасенную репутацию.
Янош взвесил кошелек, но вернул его обратно.
– Спасибо, но разве надо благодарить того, кто пинком отогнал шакала от спящего человека?
– Я… я бы хотел, чтобы ты принял это, – запинаясь, сказал я. – Тем более что это почти ничто по сравнению с тем, что я тебе должен.
Янош задумчиво кивнул и взял кошелек; затем повернулся к солдатам, изображавшим учебный бой.
– Стой!
Его зычный крик по сравнению с командами сержанта прозвучал рыканьем льва.
– Этот господин, – сказал он неожиданно, – по некоторым неизвестным причинам решил побаловать вас. – Янош бросил кошелек Мэйну. – На ужин сегодня когорте будет свежее мясо, – объявил он. – И один бурдюк вина на двоих.
По рядам пронесся одобрительный гул, но тишина упала мгновенно, как занавес, когда лицо Яноша посуровело.
– По-моему, – сказал он спокойно, – я никому не разрешал разговаривать. И поскольку вы так опозорились, я должен был бы вернуть деньги вашему благодетелю. Но я не сделаю этого. Вместо этого, я думаю, в наказание вам надо будет хорошенько проветриться. Сержант, веди их к горе Эфин. Бегом. Сам останешься у подножия. И погоняй их вверх-вниз, пока, на твой взгляд, они не устанут.
Гора Эфин находилась отсюда в трех лигах, поднималась чуть не на лигу в высоту, и склоны ее, изрезанные расселинами и покрытые россыпью камней, поросли редким колючим кустарником.
– Поскольку вечером их ждет обильная жратва, полуденная пробежка им не помешает. Вперед.
И несколько мгновений спустя ряды когорты затопали прочь, подгоняемые командами Мэйна.
– Ни за что нельзя позволять солдату думать, – сказал Янош, вновь подходя к нам, – что ты покупаешь его расположение. – Он помолчал и улыбнулся. – Прошу прощения. Все утро даю уроки, а плащ мешает.
Он сунул саблю в ножны. Я не без интереса отметил, что сабля у него была длиннее и уже обычной армейской и была обоюдоострой. Еще более любопытным было волнистое лезвие, очевидно сделанное из прекрасно закаленной стали; гарда эфеса была простой и ровной. А ведь очевидно было, что капитан, пусть и недавно служащий в Ориссе, мог уже заработать достаточно серебра и золота, чтобы экипироваться более достойно своего звания. Он закинул ножны на ремне за спину, так что рукоять сабли торчала под углом над правым плечом. Такое весьма необычное размещение оружия я уже видел однажды у одного варвара, жившего на границе с Ликантией. Когда я поинтересовался у того парня, почему он так носит саблю, он пояснил, что так не только легко ее доставать и в пешем строю, и на коне, но к тому же она еще не болтается между ног, особенно когда он пьян. Как и тот варвар, Янош на ремне, перекрещивающем грудь, носил под левой рукой кинжал: удобное оружие с лезвием не длинней локтя в отличие от громоздких, широких ножей, которые носят уличные бандиты. Как и у сабли, головка эфеса, рукоять и гарда кинжала были лишены узоров. В общем, Серый Плащ был вооружен так, как вассалы семейства Антеро. И уж коли я собирался довести свой замысел до конца, то приходилось признать, что об оружии я знал меньше, чем полагал.
– Позволь, я смою пыль с лица и переоденусь в прогулочное платье, – сказал Янош. – И я знаю одну забегаловку, где и на солдатское жалованье можно получить приличную выпивку. Если ты, конечно, не откажешься присоединиться ко мне.
Разумеется, я не отказался.
Этот трактир я знал. Его любили посещать торговцы. Он не только стоял близко к рынку, но и находился на берегу реки. Так что любой купец мог не только приглядывать отсюда за разгрузкой и погрузкой товара, но при этом и обсуждать за столиком очередной контракт. Я бросил Инзу четвертак, чтобы ему было на что посидеть вместе с другими ожидающими хозяев слугами в расположенном рядышком павильончике. Мы отыскали свободный столик, и лакей принес нам вина, воды, оливок, маринованных щупальцев осьминога и сыра. Мы оба обильно разбавили вино водой. Лично я не хотел выглядеть в глазах капитана законченным пьяницей.
– Этим утром в офицерской столовой, – как бы между прочим начал Янош, – я упомянул о нашей с тобой ночной встрече, правда, без описания деталей. Один из офицеров сказал, что ты планировал какую-то поездку. Он назвал ее «отыскание торговой удачи». Здесь, оказывается, есть такой обычай? А я и не знал.
Сохраняя спокойствие на лице, я сначала мысленно пообещал принести жертву любимому богу и тому богу, который правит случаем, приводящим к дружбе, рожденной в боевой схватке. Разговор наш напоминал экзамен – Янош, сидящий напротив, задавал мне вопросы, а я отвечал. Я объяснил, что «отыскание торговой удачи» – не закон или ритуал Ориссы, а лишь обычай, именно так, как Янош и представлял себе. Когда купеческий сын достигает совершеннолетия, он имеет право отправиться в торговую экспедицию. В экспедицию входит он сам, несколько необходимых ему помощников или друзей, воскреситель, разумеется, и небольшой военный эскорт для безопасности. Предполагается, что юноша должен найти новые земли, новых покупателей, новые товары, как до этого делали его отец и дед. Этот обычай значил для Ориссы то, что она останется королевой торговли здесь, в известном мире, и для других поколений, всегда, пока каждый состоятельный купец будет отправлять сына на поиски торговой удачи.
Янош слушал так внимательно, словно ничего в мире, кроме меня, его не интересовало. Должно быть, я рассказывал спотыкаясь: ведь объяснять общеизвестное всегда трудно, мне же хотелось быть кратким и ясным, тем более что я преследовал определенную цель, открываясь этому капитану, – я хотел понять, догадывается ли он, что я подыскиваю командира моей собственной охране. Среди известных мне офицеров были люди, больше годные для просиживания в трактирах и парадных маршей, нежели для настоящего боя. Вполне естественно, что орисские военные были непременными участниками географических открытий и всех далеких торговых экспедиций. Дело было хоть и опасным, но выгодным, потому что купец брал их на свое содержание, и к тому же любой солдат, офицер и просто свободный участник экспедиции получал премию в зависимости от успеха этого предприятия.