Боюсь, в этом месте можно подумать, что мое открытие обернулось всего лишь изнурительной битвой за выживание. Прошу прощения, я добивался вовсе не этого эффекта. Несмотря на все эти трудности, питались мы хорошо, воды было вдоволь, и никто не болел, хоть условия были далеко не стерильные.
Итак, мы шли дальше и дальше. Днем, когда солнце достигало зенита, жара была такая, что воздух, казалось, плавился и дрожал в тишине. Вокруг все было окрашено в коричневые тона, а случайные островки зелени приносили взгляду облегчение. Во все стороны простиралась степь, которая постепенно переходила в пустыню. Кроме антилоп попадались и другие животные: стаи шакалов, охотящиеся семейства грозных волков. Они долго тащились за нами, пока не поняли, что здесь не будет отставших, с которыми можно легко управиться. Встречалось и несколько разновидностей крупных кошек вроде пантер – те нянчились со своими выводками, и детеныши шаловливо наскакивали на своих мамаш. Пантеры не представляли для нас угрозы в это время года.
Однажды на рассвете мы увидали на вершине одного из утесов рыкающего черногривого льва. Вдруг рядом с ним появились два верховых наблюдателя. Один из них протянул руку в рыцарской перчатке, на которой блеснуло отраженное солнце, и погладил зверя по голове. Лев зажмурился, как ручной… и наблюдатели исчезли.
Очередной иссушающий тело и душу летний день подходил к концу. Мы оказались уже в настоящей пустыне.
Вокруг лежали только обожженные камни да пески, лишь кое-где встречался колючий кустарник. У нас было несколько компасов, и все, казалось, работали исправно, карта, которую я продолжал заполнять, хотя все меньше становилось заметных ориентиров, но мы потихоньку начали сомневаться в верности выбранного курса. Янош сказал, что, несмотря ни на что, надо двигаться строго на восток. Когда доберемся до указанной на карте горной гряды, до которой было еще достаточно далеко, тогда и определимся точно. Пока же не следовало сомневаться ни в компасах, ни в нашем здравом смысле, иначе начнем кружить по пустыне, утыкаясь в собственные следы. Мы знали, что не первые пересекаем эту пустыню, встречались следы караванов, и это успокаивало. Иногда мы шли по их следам, если они вели на восток. Но вообще редкие караваны, как можно понять, двигались здесь во всех направлениях.
Под вечер мы увидели и тех, кто оставлял следы. Далеко на горизонте показалась череда наездников. Кочевники, предположил Янош. Они сделали вид, что совсем нас не замечают, в чем мы все сильно сомневались. Пару часов спустя мы вышли на их следы, среди которых оказались отпечатки копыт не только лошадей, но и коз. Янош сказал, что вряд ли это наблюдатели. Им ни к чему перегонять с собою скот.
– Жаль, – сказал я, – если эти люди не окажутся родственниками айфора и мы не сможем воспользоваться старыми связями. Я продолжаю считать, что та женщина – Тепон – была весьма очаровательной. Несмотря на то, что подпиливала себе зубы.
Янош усмехнулся.
– Когда придет время мемуаров и ты, друг мой Амальрик, примешься описывать наше путешествие как исполненное на каждом шагу тягот и опасностей, не упоминай, пожалуйста, последнее твое заявление. Будет трудно поверить, что ты умирал от жажды и в то же время предавался похотливым мыслям. Что же касается айфора, то, когда я впервые познакомился с ними, за моей спиной было пятьдесят кавалеристов-ликантиан против их двадцати. И такой вот пропорции я всегда старался придерживаться, имея с ними дело. Все кочевники, с которыми мне приходилось сталкиваться, люди отважные. А уж если они чувствуют, что у тебя есть что-то ценное, то способны на удивительную жестокость.
– Тогда будем надеяться, что они нас не заметили, – сказал я.
Янош кивнул и направился к сержанту Мэйну сказать, чтобы его люди постоянно находились в полной боевой готовности.
На следующий день выяснилось, что с каждой стороны от нашего отряда едут по два всадника. Сначала я подумал, что это те самые призрачные наблюдатели, но эти всадники, не исчезая, продолжали час за часом держаться параллельно нашему курсу на расстоянии примерно в лигу. Кассини объявил, что чувствует присутствие давних заклинаний, причем заклинаний, оставленных колдунами. Янош тоже сказал, что ощущает нечто.
– Традиционное покалывание в большом пальце? – спросил я.
Он покачал головой:
– Нет, совсем другое. Словно кто-то заглядывает мне через плечо.
На рассвете мы увидели позади отряд всадников, а к тем, кто ехал по бокам, добавились и пешие. И те, и другие сохраняли дистанцию. Мы старались двигаться с прежней скоростью, как из соображений экономии энергии, так и для того, чтобы не выказывать страха. Около полудня отряд наших преследователей увеличился человек до двадцати. Янош сказал, чтобы все удвоили бдительность.
Атака последовала внезапно. Если бы я случайно не оглянулся, то мог бы вообще не заметить нападения. Один из осликов взбрыкнул и завопил – из его боков торчали две стрелы. Раздался еще один крик боли, и наш воин рухнул со стрелой, глубоко вонзившейся в бедро. На нас напали. При этом ближайший лучник находился на расстоянии полулиги! Тут же послышались военные команды. Всем приказали лечь, заставили опуститься наземь ослов. Янош и Мэйн приказали солдатам немедленно поднять щиты вокруг нас.
Я схватил за руку Кассини. Он разглядывал одну из этих стрел, долетевших с такого расстояния.
– Проклятье! – заорал я. – Кассини, произноси контрзаклинание… и быстрей!
Рот у Кассини открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. В глазах стояла пустота. Янош поддержал меня.
– Неуверенность, – сказал он. – Внуши тому колдуну неуверенность в своих силах.
Кассини, находившийся в смятении, наконец понял, что от него хотят. Он, запинаясь, забормотал какую-то фразу, но постепенно его память прояснялась, слова потекли ровнее. Вновь словно из ниоткуда обрушился залп стрел, воткнувшись в песок, не долетев до нас. На этот раз стрел было шесть.
– Хорошо, – сказал Янош. – Еще разок. Следующий залп должен закончиться перелетом. – Он задумался на секунду. Вытянув одну стрелу из песка, он протянул ее воскресителю: – Более сильное заклинание: «Брат обращается к брату».
Я увидел, что загорелое лицо Кассини покраснело.
– Как ты можешь…
– Делай это, приятель, или мы все сдохнем здесь!
Кассини взял стрелу в обе руки и поднес к губам. Он прошептал неразборчивые слова, затем переломил стрелу ровно посередине. Я взглянул и обомлел: летящие в нас стрелы ломались в воздухе.
– Отлично, – одобрил Янош. – Теперь распространяй это заклинание. Распространяй пошире.
Кассини подчинился. Я, не знаю, каков был результат воздействия, только стрелы больше не взлетали. Янош принялся было еще что-то советовать, но сам себя оборвал, пробормотав, что ничего не понимает в магии.
– Ну а теперь, Кассини, не можешь ли ты между ними и нами поставить какое-нибудь препятствие? Невидимое?
Кассини уже настолько пришел в себя, что даже губы скривил:
– Это потребует слишком много энергии и истощит мои силы, поэтому я сделаю кое-что полегче… и получше.
Он набрал горсть песку, который стал пропускать через пальцы, затем лег навзничь, не переставая все это время что-то бормотать. Я посмотрел на кочевников и увидел, как точно посередине между нами и ими стал подниматься песчаный смерч, вращаясь все стремительней. Кассини, приободренный успехом, бросился к ослику, который вез его снаряжение, и начал копаться в своих мешочках, торопливо ища средства закрепить заклинание. Наши солдаты, заняв круговую оборону, томились под пылающим солнцем, но чувствовали себя в большей безопасности. Я вспомнил о том, что у нас есть раненый, и направился к нему. Но тот уже умер. Я подозвал Яноша, который, подойдя, лишь мрачно кивнул. Он обратил внимание и на то, что ослик тоже умер, хотя получил лишь легкое ранение.