И тут блеснул луч надежды. К одному заключенному пришел посетитель! Это была женщина, какая-то замарашка, утверждавшая, что она его жена. Ей не только разрешили повидаться с ним – и, разумеется, двери пыточной камеры на это время были закрыты, – но даже разрешили на несколько минут воспользоваться караульным помещением для личных целей. А несколько дней спустя, если я не ошибался во времяисчислении, явился и брат этого человека. Я успел заметить, что они, почти не скрываясь, принялись разглядывать и обсуждать какой-то чертеж. Уж не план ли тюрьмы?
Расспросив о порядке разрешения посещений, мы поняли, что при наличии достаточного количества денег любому заключенному, если только он не обвинен в религиозной ереси, позволяется принимать посетителей. Зависит это от прихоти караульного офицера. Иногда, помимо денег, требуется и еще кое-что. Той замарашке, которая приходила к своему мужу, как сказал нам один из заключенных, наверняка пришлось уделить кое-какое внимание по крайней мере нескольким охранникам.
– И значит, – задумчиво размышлял Янош, – если кто-то может попасть снаружи внутрь, то почему бы кому-то не выбраться изнутри наружу, а? Пока не пришла в действие третья часть замысла архонтов относительно нас.
– Но как?
– Не знаю, – сказал он. – Давай подумаем, как теперь нам самим заполучить посетителя.
Но думать не пришлось. Посетитель пришел к нам сам. Два охранника препроводили к дверям камеры человека. Тот был невысок ростом, но плотно сложен и ходил пружинящей походкой, как хищный зверь. Охранники выкрикнули имя какого-то заключенного, который удивленно хрюкнул и побрел к двери. Я увидел, как блеснул золотой, и охранник удалился. Посетитель сказал заключенному несколько слов, и тот – наемный убийца – подошел к нам:
– Вы. Он пришел к вам.
Тут мы с Яношем оба узнали человека, стоящего за решеткой двери. Это был Гриф, мой ночной кошмар, а в реальной жизни имевший какие-то таинственные сношения с Яношем в Ликантии во время нашей первой экспедиции. Вновь нам довелось услыхать этот густой бас, гудящий из изуродованного рта.
– Господин Антеро, капитан Серый Плащ, похоже, судьба переменилась, а?
– Как ты узнал, что мы здесь? – начал было Янош.
– Ни слова об этом, – нетерпеливо сказал Гриф. – Гриф знает обо всем более-менее важном, происходящем в Ликантии. Я услыхал и явился, поскольку знаю заключенного здесь Рольфи, чтобы потом не было подозрений.
– И что дальше? – спросил я.
– Помолчите! Времени нет! – сказал Гриф. – Мне совершенно не нравится находиться тут, когда один из воскресителей архонтов постоянно слышит и видит, что здесь происходит. И кроме того, я подозреваю, что Симеон с помощью собственного колдуна наслал предупреждающие заклинания вокруг вас, чтобы быть уверенным, что вы находитесь именно там, где вас поместили.
– Ты можешь нас вытащить отсюда? – Янош понял, что Гриф имеет в виду. Гриф улыбнулся своей кривой улыбкой и кивнул:
– Могу. Но это будет дорого стоить. У меня есть свой воскреситель. Работает незаконно, тайно и за услуги просит много. Да и мне понадобится золото… И много золота, чтобы убраться затем подальше из Ликантии, подальше от рук Симеона и архонтов.
– Ты получишь золото, – сказал я. – И у тебя будет новая жизнь. В Ориссе или где захочешь. Сколько?
– Половину, – решительно заявил Гриф. – Половину всего золота Антеро. И не думайте, что это дорого, потому что без вас Антеро уже не будут Антеро, поскольку имеется только сестра, не собирающаяся рожать, и братья, интересы которых не распространяются далее таверны.
– Да, ты немало знаешь о нашей семье, – сказал я.
– Такой шанс выпадает раз в жизни, – сказал Гриф. – И мне нужно столько золота, чтобы ни одна девушка или паренек не отказали мне в том, что я хочу. Столько золота, чтобы я мог подойти к любому офицеру, приказать ему снять шляпу, нагадить в нее, нацепить ему на голову и еще заставить его с улыбкой пройтись парадным шагом! Вот потому-то я все предварительно разузнал, прежде чем явиться к вам.
– У меня есть золото, и немало, причем недалеко от Ликантии, – сказал я. – Но понадобится время и мое личное распоряжение, чтобы передать его туда, куда ты хочешь.
– У нас с тобой времени очень мало, – вмешался Янош. – Известно, что архонты никогда не отличались особым терпением.
– Это точно, – заметил Гриф. – И я слышал, что вас собираются допрашивать через несколько дней. Сначала там, – он кивнул в сторону пыточной камеры и ее закрытых дверей, и я понял, что он действительно хорошо осведомлен о нашем заключении и нашей проблеме, – а затем перед лицом Триады воскресителей. При поддержке всей мощи архонтов. Вы сломаетесь… и после вас ничего не останется, кроме двух обожженных калек, годных лишь просить милостыню на улице, если, конечно, вас вообще выпустят.
– Но как же я тогда сделаю тебя богатым? – продолжал я. – Я не думаю, что ты настолько доверяешь мне, чтобы согласиться на расплату после вызволения нас отсюда. И кстати, уж коли речь зашла об этом, как ты собираешься вытащить нас?
– Вам нет нужды знать это, – сказал Гриф. – Что же касается первого вопроса, то я доверяю вам. Мне еще ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь из Антеро нарушил клятву. Но чтобы окончательно поверить, мне от вас нужно кое-что. Капля крови, локон волос, кусочек кожи, капля слюны. Для страховки.
Я посмотрел на Яноша. Его лицо ничего не выражало. Да и был ли у нас выбор? Даже если попытка бегства провалится, что с нами смогут сделать? Ведь не убьют же, не получив того, что им нужно от нас. Самое большее – изобьют, бросят обратно в подвал, и наша встреча со следователями приблизится. Я стукнул рукой по стенке, и мы с Грифом пожали друг другу руки. После чего он срезал по локону наших волос.
– Пусть выколют мои глаза, пусть зальют мне свинцом рот, пусть оглохну я, пусть окончится жизнь моя, если нарушу я клятву свою, – говорил Гриф, а я повторял за ним слова клятвы, – если я не отплачу этому человеку за его услугу и не осыплю его теми благами, которые он заслуживает. Ну вот. А теперь ждите. Просто ждите. – И Гриф пошел обратно по коридору, окликая стражников.
И мы стали ждать. Один котел овсянки, другой, третий… Янош расхаживал взад и вперед, отказываясь от пищи, маясь бессонницей. Я пытался сохранять невозмутимость, но чувствовал себя не лучше.
Я проснулся от звука ревущего ветра и резво подскочил, увидев Грифа, входящего в камеру. Он держал в руке, параллельно земле, посох. Когда он подошел поближе, я услыхал, как он что-то бормочет. И тут его бормотанье и рев ветра стихли. Засовы скользнули в сторону, древние заржавелые двери открылись так бесшумно, словно были новыми и хорошо смазанными. Мы с Яношем мгновенно выскочили из камеры. Никто из заключенных, казалось, и не заметил, как открылись двери, мы вышли, и двери вновь закрылись. Гриф положил посох, достал из котомки за спиной два плаща с капюшонами. Жестом приказав надеть их, он протянул нам по клочку бумаги. На моем было коряво нацарапано: «Двигаться за мной. Шептать слова: алотем, берента, алотем». Он подобрал посох, вновь расположил его параллельно земле и пошел обратно к лестнице и караульному помещению, бормоча заклинание. Вновь поднялся рев ветра. Я увидел, как, несмотря на холодную сырость, с лица Грифа капает пот. Мы пошли за ним, шепча три слова заклинания, которое он, должно быть, получил у незаконного воскресителя. Мы миновали караульное помещение. Половина охранников храпели, но пять или шесть бодрствовали. Они нас не видели. Мы начали подниматься по ступеням. Когда мы подходили к очередной закрытой двери, Гриф касался ее сначала одним концом посоха, затем другим, и дверь открывалась.
Так мы добрались до главного вестибюля замка. Там расхаживали стражники, но нас никто не видел. Янош вдруг остановился и обернулся. Протянув руку, он попытался дотянуться до одного из факелов, но Гриф нетерпеливо махнул, чтобы он не останавливался. Мы вышли во внутренний двор замка, где по камням хлестал дождь. Я ловил капли губами и прислушивался к шороху их падения. Я уже не чаял, что когда-нибудь еще почувствую этот вкус и услышу этот звук. Нас ожидал экипаж с четверкой запряженных коней, кучером и четырьмя всадниками сопровождения. Все выглядело так, словно в этот поздний час какой-то богач приезжал к архонтам по важному делу. Гриф махнул, чтобы мы садились в экипаж. Он прекратил бормотать заклинания.