Утром Ясенский срочно вызвал в Подгорск по телефону почетных железнодорожников. В числе вызванных были — Илья Ильич Ступин, Антипа Григорьевич Полуянов, начальник станции Овражное Чарвинский, несколько артельных старост и старших телеграфистов. Совещание, которое должно было противостоять бунтовщически настроенным рабочим, приурочивалось к приезду начальника дороги.
События тем временем двигались своим чередом. Забастовка на станции Подгорск многим начальствующим лицам не казалась неожиданной. Некоторым она представлялась неизбежным бедствием, вроде надвигающейся холерной эпидемии. Призрак девятьсот пятого года вставал перед чиновниками из управления дороги. Их растерянность выливалась в еще большее административное рвение, в шумливое многословие приказов и циркуляров. Самые недальновидные из начальников думали, что всякое возмущение в среде служащих и рабочих дороги можно затушить бумажным ливнем, доносами, ведомственной чехардой. Никогда связь между кабинетом министра, управлениями дорог и жандармскими управлениями не была такой действенной, как в эти дни первых предвестников великой грозы. Никогда телеграф не передавал столько шифрованных донесений…
Административный аппарат железной дороги работал безукоризненно, а механизм самой дороги с каждым часом ворочался все медленнее, скрипя и повизгивая плохо смазанными, изношенными колесиками. Воинские и товарные поезда давно шли без всякого расписания, среднесуточная скорость их снизилась вдвое. Составы часами простаивали на узловых пунктах в ожидании паровозов. Недоставало топлива, погрузка его падала с каждым днем — не хватало вагонов.
Стада искалеченных паровозов заполняли станционные кладбища. Начальники участков тяги осаждали управление дороги паническими донесениями, вводили жесткие графики для паровозных бригад, штрафовали и арестовывали за самые ничтожные упущения, но число «больных» паровозов не сокращалось. Машины питались тощим углем, плохим маслом, грязной, негодной водой; от этого портились котлы, текли дымогарные трубы, быстро изнашивались части…
Об этом знали в управлении дороги, в министерстве, но ограничивались новым потоком многословных циркуляров. Начальник военных сообщений требовал ускорения военных перевозок, угрожающие приказы обрушивались на головы линейных начальников. А на узловых станциях все образовывались пробки из воинских грузов и боеприпасов, и тяжесть вины за их задержку взваливалась на рядовых агентов движения и тяги.
Сотни тысяч пудов коммерческих грузов лежали в пакгаузах в ожидании погрузки. Они расхищались самой же клиентурой; кассы дороги выплачивали получателям огромные суммы за «бесследную» пропажу грузов, убытки дороги исчислялись миллионами рублей; начальник коммерческой службы знал, что эти суммы идут в карманы богатой клиентуры, но не мешал этому, — ведь в личную его кассу тоже поступали немалые подачки, и какой смысл был от них отказываться?
На многих участках шпалы и рельсы не менялись в срок, насыпи размывались и осыпались, мосты медленно разрушались, на уклонах не хватало положенного количества костылей, рельсы разъезжались в стороны, и поезда валились под откос, погребая под своими обломками людей. Но это беспокоило только немногих честных начальников и специалистов; остальные смотрели на это, как на непредотвратимое бедствие, рассуждая: на то и железная дорога, чтобы на ней происходили крушения. Механика необходимых расследований была построена так, что всякую вину можно было быстро свалить на дорожного мастера, стрелочника, путевого сторожа, машиниста, дежурного по станции. Настоящие же виновники спокойно торговали рельсами, костылями и о состоянии железнодорожного полотна совсем не заботились…
Да и зачем перестраивать дорогу на новый технический лад, когда и без этого можно наживаться на материалах и грузах? Носить сверкающий петлицами и погонами мундир, промчаться в блещущем зеркальными стеклами и лаком служебном вагоне по линии, нагнать страху на подчиненных можно и без технических нововведений. Главное — чин, высокое служебное положение и солидный счет в банке… Сотни крупных железнодорожных чиновников были увлечены служебными интригами, изобретением новых, изощренных способов для достижения своих карьеристских целей. Перемещения и повышения занимали их умы больше всего.