И этим тотчас же воспользовались в салон-вагоне начальника дороги.
В два часа дня Штригер-Буйновский связался по телеграфу с министром и сообщил ему о своих новых мероприятиях. Министр одобрил. Потом Август Эдуардович посовещался со штабс-капитаном Сосницыным и ротмистром Дубинским. После совещания Ясенский пригласил Августа Эдуардовича к себе обедать, прислал за ним коляску.
Начальники постарались на время забыть все неприятности, — будто не было никакой забастовки.
И когда Ясенский повел важного гостя осматривать предмет своего увлечения — прекрасную, славившуюся на весь Подгорск оранжерею, — начальник дороги пришел в восторг от остроумно размещенных калориферов, обширной коллекции тропических растений и террариума.
Ясенский тут же подарил Августу Эдуардовичу несколько редчайших орхидей и кактусов… Оказалось, начальник дороги тоже увлекался оранжереями, и это окончательно сблизило его с Ясенским.
Разговор, назревавший с самого утра, возник непринужденно, сам собой.
— Владислав Казимирович, довольны ли вы своим участком? — спросил Штригер-Буйновский, когда они возвращались из оранжереи в дом.
Мягкая, полусгнившая листва сада шелестела под их ногами; ее сырой грибной запах, сливаясь с еле уловимым ароматом древесной коры, бродил в холодном воздухе. Сад был небольшой, уютный; высокий деревянный забор отделял его от улицы, с которой изредка доносились голоса или стук проезжающей пролетки. Но звуки эти не могли нарушить глубокой мечтательной тишины сада, создававшей ощущение мира и спокойствия.
Ясенский ответил не сразу, подумав, с подкупающей серьезной простотой:
— Своим участком я доволен, Август Эдуардович. Свыкся с ним.
Эта лукавая осторожность понравилась Штригер-Буйновскому. Он сказал:
— Я знаю, вы путеец по призванию. Также, как и я. Служба пути — самая поэтичная служба, не правда ли? Она всегда связана с большими пространствами, а что может быть поэтичней и грандиознее русских пространств? Они всегда сулят новое, неизведанное. В этом смысле всякий путевой участок может скоро наскучить и показаться тесным. Самая лучшая пора моей жизни — когда я странствовал с изыскательскими партиями, ночевал под открытым небом, ел кулеш с салом вместе с рабочими… И я любил те трассы, где надо было строить мосты и высокие насыпи…
Ясенский горестно усмехнулся:
— На моем участке мало мостов, Август Эдуардович. Весьма не поэтичный участок.
Начальник пристально посмотрел на него и рассмеялся; грузный живот его затрясся.
— Я вас понимаю, Владислав Казимирович. Я, конечно, не впервые наблюдаю линейную среду, но ваша… Здесь, действительно, немного тесновато для вас…
— Я стараюсь не сближаться с ненужными мне людьми, — скромно потупил глаза Ясенский.
— Это хорошо.
Они помолчали, хорошо понимая друг друга.
— А как вы думаете, Владислав Казимирович, о службе пути всей Н-ской железной дороги? — вдруг заговорил Штригер-Буйновский. — Я всегда скор в своих решениях. Что вы думаете, если мы завтра же отдадим приказ о новом назначении?
Ясенский притворно удивился:
— Не совсем понимаю вас, Август Эдуардович.
Штригер-Буйновский погрозил пальцем.
— Ну-ну, не скромничайте. Я говорю о вашем назначении, Владислав Казимирович.
Ясенский чуть склонил голову. Лицо его порозовело от удовольствия. Но он продолжал хитрить.
— Благодарю вас, Август Эдуардович. Но я боюсь, что придется настаивать на перемещении на Западную дорогу… мое имение на родине…
— Нет, нет, мы вас не отпустим. Применим к вам самую строгую меру принуждения, — шутливо погрозил Штригер-Буйновский. — И подумайте — там скоро будут немцы… Но они, немцы, не похожи на некоторых бывших немцев… хе-хе… которые с вами разговаривают в настоящую минуту и любят Россию не меньше русских.
— Работать рука об руку с вами для меня было бы большим удовольствием, — стараясь говорить как можно сдержанней, заметил Ясенский.
— О, я уверен, что мы скоро сошлись бы с вами в осуществлении некоторых планов, необходимых для процветания дороги, — задумчиво сказал Штригер-Буйновский.
Они подошли к дому.
— Кстати, что вы думаете о последних событиях на дороге? — вдруг спросил он.
Застигнутый вопросом врасплох, Ясенский молчал. Август Эдуардович взял его под руку.