— Эх, беда!.. А все сами виноваты. Ведь учены уже! Нет, опять заварили кашу. Сиди себе, служи потихоньку. Нет — обязательно надо лезть куда не следует. Фоме-то твоему зачем соваться в это дело? Безрукий, а туда же. Да и парнишка… Парнишка-то зачем?
Евстигнеич, как всегда, был настроен миролюбиво и хотел лишь одного — чтобы на его станции никогда не было никаких забастовок и происшествий: они мешали ему наслаждаться домашним покоем, своим маленьким хозяйством — свинками, телятами, индюшками, курами, коих он развел за десять лет службы на Овражном такое множество, что они бродили по путям целыми стадами, и часто после прохода поезда на путях оставались белые комки раздавленных кур, гусей.
— Мой совет тебе, Дементьева, — поддерживая Варвару Васильевну, говорил Евстигнеич, — иди ты к мастеру и проси его, чтобы написал он прошение на имя господина ротмистра… Так, мол, и так. Тридцать лет честно проработал Фома в путевых сторожах, ни одного проступка не имел… И что, мол, просим смиловаться, сделать ему освобождение. И с этой бумагой поезжай-ка ты в Подгорск к его высокоблагородию господину Дубинскому, а еще сподручнее — к начальнику охранного поезда. Иди-ка с богом.
И Евстигнеич подтолкнул Варвару Васильевну. Заливаясь слезами, — она пошла к казарме дорожного мастера. Весть об аресте Володи отобрала у нее последние силы; она еле крепилась, чтобы снова не упасть…
Антипа Григорьевич снаряжал артели на ремонтные работы; стоя у калитки с шаблоном в руке, отдавал приказания. Варвара Васильевна подошла к нему. Мастер сердито посмотрел на переездную сторожиху, но выслушал ее бессвязные причитания внимательно.
— Ничего не могу поделать, Варвара, — заговорил он, пощипывая бородку. — И мне жалко Фому. Но начальство — что с ним поделаешь, так?
Полуянов тоже долго журил Дементьева за недопустимый проступок…
— Подвох он мне сделал, Варвара, так? Большую шпалу под меня подложил. И от начальства мне неприятность, так? И тебя из будки придется удалить.
Варвара Васильевна молча слушала.
— Ишь, додумался до чего! — негодующе хрипел Антипа Григорьевич. — Ты, баба, ничего не понимаешь, так? А ведь они, эти самые, что подняли бунт, против самого царя идут. И как я буду просить за Фому перед начальством, если он хоронил в своей будке забастовщика. Так?
Антипа Григорьевич помолчал, гневно закончил:
— И не проси… Марш домой и жди, что тебе прикажут.
Сторожиха, закрыв лицо шалью, пошла прочь.
— Погоди! — сердито окликнул ее Антипа Григорьевич.
Варвара Васильевна остановилась, обернулась. Не по-стариковски зоркие глаза мастера беспокойно бегали под нависшими седыми бровями, взгляд их был устремлен куда-то в сторону. Антипа Григорьевич постучал стальным шаблоном о камни.
— Слышь, Варвара, ведь твоя дочка служит у Ясенского в прислугах. Я напишу ему насчет Фомы. А ты с этим письмишком поезжай к Ясенскому, так?
— Спасибо, Антипа Григорьевич, — обрадовалась Варвара Васильевна.
— Пойдешь к своей дочке, так? Ну и сунешь ей письмо. И пусть дочка просит. Одна просьба — к разуму, другая к сердцу, так? Деньги есть у тебя? Держи! — Антипа Григорьевич порылся в кожаном вместительном кошельке и, все время отводя глаза в сторону, подал Варваре Васильевне серебряный рубль.
Полуденным поездом Варвара Васильевна с письмом к Ясенскому в тот же день уехала в Подгорск.
Август Эдуардович все еще гостил у Ясенских. Аделаида Александровна — жена Владислава Казимировича — сама следила за кухней, выставляла на стол розовые, клубничные, смородиновые наливки. Ежедневно до полуночи засиживались у Ясенских гости: подгорский полицмейстер, начальник охранного отделения полковник Грызлов, штабс-капитан Сосницын, Дубинский, Рыгунов, Мефодий Федорович и другие особенно близкие к Ясенскому начальники.
Подгорские рабочие почти все вышли на работу, движение на узле восстановилось. Настроение начальников смягчалось с каждым днем, становилось более благодушным.
Неожиданно стало известно, что дни благополучного избавления Подгорского узла от забастовки совпали с личным торжеством начальника дороги. Исполнилось десять лет его руководства Н-ской железной дорогой. День празднования юбилея был назначен на двадцать пятое ноября. Из управления посыпались поздравительные телеграммы, отмечающие долгую и безупречную деятельность Августа Эдуардовича.
В очередном номере «Вестника Н-ской дороги» была напечатана выспренняя статья, перечисляющая все служебные заслуги юбиляра, восхваляющая его личные качества, гуманность в обращении с подчиненными, неустанную деятельность на общественном и благотворительном поприще. Делегация специально подобранных служащих и рабочих готовилась вручить Штригер-Буйновскому почетные адреса. Собиранием подписей к адресу в Подгорске занималась особая тройка во главе с Шатуновым.