— А пояс где, Дементьева? Флаги должны быть пристегнуты к поясу. Инструкции не знаешь.
— Извиняйте, господин мастер, пояс я найду, — совсем растерялась сторожиха. Жилистые загорелые руки ее нервно теребили кожаные чехлы с флагами.
— Ну-ка, вытащи зеленый флаг, — продолжал свой инструктаж Антипа Григорьевич.
Варвара Васильевна послушно вытащила зеленый флаг.
— Дай сигнал тихого хода, — командовал Антипа Григорьевич.
Женщина быстро развернула флаг, вытянула дрожащую руку.
— Остановку!
Красный флаг повис в руке.
— Разрыв поезда!
Варвара Васильевна развернула оба флага, показывая воображаемому машинисту то красный, то зеленый.
Володя стоял тут же, исподлобья посматривая на мастера, думал: неужели это был отец Зины, той самой умной и ласковой Зины, к которой так стремилось его сердце? Этот, устроенный совсем некстати, экзамен казался ему издевательством. И было обидно за мать, беспрекословно подчинявшуюся каждому слову Полуянова.
— Хорошо! — заключил, наконец, Антипа Григорьевич по-видимому, весьма довольный познаниями сторожихи. — Спрячь флаги.
Варвара Васильевна засунула флаги в чехлы, покорно опустила руки, ожидая, что еще прикажет ей этот привередливый старик. Но сморщенное лицо Антипы Григорьевича вдруг подобрело, он сказал:
— Хорошо, Дементьева, ты будешь переведена в следующий разряд. А время сейчас военное — правила надо знать, как азбуку. Так?
— Так… — тихо согласилась Варвара Васильевна.
— Когда люди назубок знают инструкции, меньше бывает несчастий с поездами, так? Вот я тебя и проверил. И ты не обижайся.
— Я не обижаюсь, господин мастер. Спасибочко за повышение, — бледно улыбнулась сторожиха.
— Ну-ну… Казне спасибо будешь говорить — не мне. Восемь рублей получать станешь теперь, так?
Володя увидел, как мать поклонялась.
— Господин мастер, значит, нас теперь не уволят с будки?
— Это зачем? — Антипа Григорьевич подергал бородку. — Разве переезд закрывается? Будешь служить, как служила, пока Фома на излечении, обходы будет делать Бочаров…
Лицо Варвары Васильевны просветлело.
— Только без флагов к переезду никогда не выходи. Флаги должны быть при тебе всегда, так?
— Слушаюсь…
— Ну, иди, делай свое женское дело, гляди, не зевай звонки… А ты чего стоишь? — вдруг сердито спросил, оборачиваясь к Володе, Антипа Григорьевич. — Сколько тебе лет?
Застигнутый врасплох вопросом, Володя молчал.
— Пятнадцать… не сразу ответил он.
— Учишься?
— Закончил железнодорожное училище…
— Почему не поступаешь на работу?
— Он хотел в гимназию… — необдуманно вмешалась мать. — Готовился, но не допустили…
— В гимназию? — удивленно спросил Антипа Григорьевич. — Деньги-то у вас есть в гимназии учиться? Ты что это выдумал?
Володя не знал, что ответить, но, вспомнив про Зину, сказал:
— А разве я не имею права учиться? Вот ваша Зина…
Антипа Григорьевич сердито стукнул шаблоном о камни.
— Дурак… Зина… Ишь, сравнил!..
Мать укоризненно посмотрела на Володю. «Ну какой же ты дерзкий, сынок!» — казалось, говорил ее взгляд.
Антипа Григорьевич недовольно ворчал:
— Гимназию… Ишь ты!.. Я в твои лета про гимназии не думал, малец. Я в ремонт работать в лаптях пошел, костыли забивать, да…
— Вот бы и Володю пристроить на работу куда-нибудь, — вставила Варвара Васильевна.
— А я и говорю: почему не работает малец? Пора. И тебе была бы помощь, Дементьева. Только к себе я сейчас взять не могу. Некуда. Так? — Он задумчиво почесал бородку. — Я переговорю с дорожным мастером седьмого околотка. Слыхал я, ему малец в контору надобен. Будешь дрезину гонять, табеля вести.
Володя неприязненно поглядывал на мастера.
Мать опять поклонилась.
— Спасибочка, Антипа Григорьевич. Все не без дела будет сынок.
Когда мастер уехал, Варвара Васильевна виновато сказала Володе:
— Вот, сынок, и повысил меня мастер. И тебя обещал на работу устроить. Хороший человек наш Антипа Григорьевич, даром что строгий. Из будки теперь никуда не пойдем.
— Хорошо по инструкции добро делать — удобно и для себя расходов никаких, — едко заметил Володя. — И чего ты, мама, так ему кланялась? Как будто я сам не знаю, что мне надо делать.
Варвара Васильевна изумленно и гневно посмотрела на сына.
— Ты не умничай! Из-за вас и кланяться приходится… Так ты сам и найдешь себе путь-дорогу! Вот поживешь — узнаешь, как тяжело нашему брату себе место определять.