Иван Гаврилович уехал на рассвете, ранним утренним поездом.
Володя встал рано, завязал в платок хлеба и помидоров, вышел из будки. Было пасмурно и тихо, небо затянуло серыми плоскими тучами. В безветренном воздухе стояла влажная духота, какая бывает перед длительным обложным дождем. Ржавые листья отрывались от поредевших ветвей вишенника в палисаднике, падали медленно, с грустным шорохом. Со станции, долетали разорванные свистки паровоза.
— Я ухожу, — сказал Володя стоявшей у переезда матери.
— Зашел бы ты, сынок, к Антипе Григорьевичу. Ведь он советовал на седьмой околоток пойти. Гляди, тамошний мастер возьмет тебя в табельщики.
— Ладно, — буркнул Володя.
— Путь тебе счастливый!
Володя, не оглядываясь, пошел вдоль железной дороги. Сегодня он начинал самостоятельную жизнь. Чувство свободы сменялось волнением при мысли о встречах с людьми, с которыми ему предстояло разговаривать. Какая работа ожидала его, он еще не знал, но уже решил не противиться совету матери и зайти к Антипе Григорьевичу: надо было взять рекомендацию к дорожному мастеру седьмого околотка.
В раздумье Володя не заметил, как дошел до станции. Перед путевой казармой двое рабочих выкатывали из тупичка дрезину-шведку, ставили на рельсы. Очевидно, мастер собирался уезжать на линию. Володя хотел уже идти в контору, но тут дверь казармы отворилась, и на пороге появился сам Антипа Григорьевич с шаблоном в руке. Одет он был в твердый, как жесть, пропитанный олифой плащ, на голове сидела плоская круглая, отороченная зеленым вылинявшим кантом шапочка с огромным медным гербом железной дороги. Володя несмело шагнул к мастеру.
— Тебе чего, малец? — спросил Антипа Григорьевич, отстраняя Володю шаблоном.
— Вы вчера обещали похлопотать, чтобы приняли меня на работу, — смущенно напомнил Володя.
Мастер сердито уставился на него изжелта-серыми зоркими глазами.
— Ты чей?
— Дементьев… Вы вчера были у нас…
— А-а… Фомы Дементьева сын, так? — Антипа Григорьевич дернул бородку. — Чего же ты хочешь?
— Чтоб похлопотали… Написали письмо Друзилину.
— Зачем писать? Не надо писать. Поезжай к Друзилину и скажи, что я прислал, так?
— Так, — ответил Володя и пошел.
— Погоди… — остановил его мастер. — Я еду сам в Чайкино, к Друзилину. Хочешь со мной на дрезине?
Володя был только рад этому. Он благодарно взглянул на Антипу Григорьевича и удивился: лицо мастера морщилось от скупой улыбки.
— Садись! — приказал Антипа Григорьевич.
Прижимая к себе узелок с харчами, Володя уселся на сиденье дрезины.
— Ты узелок положи-ка, — ласково предложил старик. — Садись-ка за рычаги. Алексей, — обратился он к одному из рабочих, — ты останься и займись костылями, а мы теперь втроем доедем. Ну-ка, малец, берись…
Володя знал, что требовалось от него. Качать рычаги дрезины, мчаться на ней по железной дороге во весь дух — это удовольствие, которому мог позавидовать не один из Володиных друзей.
— Поехали, — скомандовал мастер…
Володя налег на рычаги обеими руками, стал двигать ими с ребячьим азартом. Дрезина, весело постукивая колесами, побежала от станции в степь. Ровный тугой ветер потянул в лицо.
Володя тратил усилий больше, чем требовалось. Не успели проехать семафор, как он вспотел, прерывисто задышал.
— Не горячись. Не рви, — сказал Антипа Григорьевич и положил старчески сухую руку на руку Володи, державшую рычаг. — Ты вот так… К себе спокойно налегай, а от себя отпускай вольно. Так, так… Вольней, вольней — не дергай, чего ты дергаешь, как баба ухватом?
Мастер мягко нажимал на руку Володи. Сидевший по другую сторону рычага рабочий гнал дрезину спокойно, ничуть не утомляясь, изредка с улыбкой поглядывал на Володю.
— Во-во… — подбадривал Антипа Григорьевич. — Толк из тебя, малец, выйдет. А ты в гимназии хотел учиться. Это не для тебя, брат. Ты думаешь, там задарма учат? Не задарма, малец, так? И моя бы Зинка в гимназии не училась, ежели бы я не был мастером. А мастером я стал и без гимназии. Голову надо иметь, малец, так? Я тоже вот в твои лета сел дрезину гонять, а потом, видишь, чего достиг. И брось ты о гимназии думать. В дело вникай. Как гайки привинчивают, как костыли забивают, как шпалы укладывают — на все смотри. Вот это тебе гимназия.
Антипа Григорьевич был, по-видимому, в самом хорошем расположении духа; сухонький и сутулый, он горбился возле Володи, поставив между ног шаблон, и, не спуская зорких глаз с выстилающейся впереди рельсовой колеи, рассказывал по-стариковски сипловатым голосом: