Выбрать главу

— Нет, не измеришь! — загорячился он.

— Нет, измерю!

— Не измеришь!

Друзья остановились на краю платформы, громко заспорили.

В пылу препирательств не заметили, как к ним подошел жандарм, усатый и толстый, в длинной, до пят, шинели. Широко расставив ноги и заложив за спину руки, он некоторое время внимательно разглядывал спорщиков, потом грозно прикрикнул:

— Вы чего тут разорались? Марш отсюдова! Нет, постой… Что это у тебя? — вдруг спросил он, заметив в руках Володи рулетку. — Дай-ка сюды…

Володя хотел было сунуть рулетку за пазуху, но не успел: жандарм крепко держал его за руку.

— Ты где это взял? Украл?

Дело принимало серьезный оборот.

— Не украл… Это — моя… Мне мастер дал, — торопился объяснить Володя. — Я буду делать промеры…

— Какие промеры? Какой мастер?

Жандарм вырвал рулетку из рук Володи. Володя вцепился ему в рукав. Предвидя беду и чуть не плача, он стал объяснять, как получил рулетку от Друзилина, просил справиться в Чайкино. Алеша защищал его, как умел, и даже грозил кому-то пожаловаться, но жандарм был неумолим.

— Там разберемся, какой ты табельщик, — усмехаясь, твердил он. — Какую вещь своровали, подлецы, а? Вот я вас заарестую…

Он сунул рулетку в карман шинели, спокойно пригрозил:

— Ну! Пошли, а то я вас…

Володя оглянулся: Алеша исчез. Жандарм неторопливо шел по платформе.

Володя следовал за ним, кусая губы. Он ненавидел этого спокойного осанистого человека, имеющего такую власть над людьми, ненавидел его шинель, начищенные ваксой сапоги, шашку, голубую фуражку, ненавидел всех жандармов в мире…

И вдруг жандарм остановился. На круглом лице его проступила скучающая улыбка. Да, в бесцветных глазах жандарма была скука, сонная, тупая, тяжелая, похожая на смертельную усталость. Казалось, жандарму опротивело все на свете: и эта хмурая линейная станция с осенними сумерками, и мольбы Володи, и необходимость торчать на платформе в ожидании случая позабавиться над кем-нибудь.

— Ты в самом деле табельщик? — спросил он и зевнул.

— Ей-богу, господин жандарм… Седьмого околотка… — ответил Володя, сразу приободрившись. — Можете спросить в Чайкино.

— В Чайкино?.. Гм… А не врешь?

Жандарм лениво разглядывал Володю. Очевидно, на лице юноши он не замечал ничего подозрительного. Володя бесхитростно смотрел на него.

— Ну, ладно. А как же он доверил тебе, мастер-то, такую дорогую штуковину? И зачем ты ее при себе таскаешь? А ежели, допустим, потеряешь, тогда что? Или, скажем к примеру, ежели я не отдам ее тебе… А?

— Отдайте, дяденька, — угрюмо попросил Володя.

— Ишь ты… Отдай… Я мастеру отдам… — жандарм усмехнулся. Володя продолжал упрашивать. Жандарм о чем-то думал.

— Ну, ладно… Двадцать копеек у тебя есть?

— Есть, господин жандарм, — обрадованно забормотал Володя.

— Давай, что-ли… — лениво попросил жандарм.

Володя сунул ему две десятикопеечные марки. Если бы жандарм попросил у него все деньги, Володя отдал бы их без размышления.

— Держи, — проговорил жандарм, — да не носись ты с ней, как с писаной торбой. Ступай… — И, протянув рулетку, отвернулся.

Володя бегом кинулся домой.

Что еще ожидало его дома и завтра в Подгорске?.. Мелкие и глупые огорчения вроде только что случившегося или большая радость?

Радость эту он сам принес в будку сто пятой версты. Фома Гаврилович, растроганно улыбаясь, держал в руке Володин заработок.

— Спасибо, сынок. Вот и дождались мы с матерью, — взволнованно сказал он.

За последний месяц Фома Гаврилович очень изменился. Борода его, смятая и не такая пышная, как прежде, точно выцвела. Он еще больше похудел и, казалось, стал ниже ростом. Варвара Васильевна суетилась, не зная, куда посадить сына. Ленка и Настя, соскучившиеся по брату, дергали его за подол рубахи, заискивающе заглядывали в глаза…

Володя важно прохаживался по будке.

— О, да ты, сынок, никак в сапогах? — удивилась мать. — Где это ты раздобыл?

Вся семья сгрудилась вокруг него, дивясь его успехам. Не утерпел Володя и на этот раз: наслаждаясь общим изумлением, показал злополучную рулетку.

Фома Гаврилович и Варвара Васильевна окончательно растрогались.

— Ну, сынок, этак ты и в дорожные мастера махнешь, — пошутил Фома Гаврилович. — А мастер-то… Какой человек! — все более оживлялся он. — Поручаю, говорит, тебе, Дементьев, промерку мостов… Заметил, значит, что с головой парнишка… И сапоги подарил. Уж я повидаю его — отблагодарю… А ты, Волька, слушайся во всем Друзилина…

— Я слушаюсь, — ответил Володя, набивая рот пирогом и прихлебывая из крынки сладкое густое молоко.