— Антип, как ты говоришь: петухи, свистун… Что это такое? — возмутилась Валентина Андреевна. — Каких же еще женихов нужно Зине? Не в монастырь же ей идти после гимназии? Разве Стасик Чарвинский плохой жених? Да и ты сам говорил — у Чарвинских два дома на Петровской.
Антипа Григорьевич усмехнулся.
— Дома-то, дома, да неказист Фома… Разве только в домах дело, — снова вздохнул Антипа Григорьевич. — Не рано ли, свояченка, прочишь дочку замуж?
— Они нас не спросят — рано или поздно.
— Рано. Пущай ученье кончает.
— Да ты что, Антип, весь век учить ее будешь? — оглядываясь на дверь, чуть ли не шепотом заговорила Валентина Андреевна. — Да если Станислав предложение Зине сделает, разве можно упустить такой случай? Ты подумай: какое ты ей приданое дашь? Шпалы свои? А Станислав и без приданого Зину возьмет… Девочка умница, с образованием… Или ты ее за какого-нибудь артельного старосту отдашь, от которого дегтем да мазутом за версту несет? Чтобы со свиньями да коровами весь век в путевой казарме жила? Сестра моя Александра тоже в гимназии училась, а за тебя замуж вышла, за лапотника Курской губернии… Ты только не обижайся, Антип, — не по тебе Александра…
Антипа Григорьевич снова усмехнулся. Он и не думал обижаться: ему даже нравилось, когда напоминали о его мужичьем происхождении. Он гордился своим положением, завоеванным трудом и упорством, гордился тем, что, уже будучи дорожным мастером, женился на дочери станичного купца, добившись этого такой же упорной настойчивостью.
— Решай, Антип, пока не поздно, — более решительно заговорила Валентина Андреевна. — Зине скоро шестнадцать. Гимназию кончит и свадьбу можно сыграть. Стасик не отступает от Зины ни на шаг. Влюблен в нее по уши — ведь я с них глаз не спускаю… Я уже написала сестре и вот получила ответ. Очень рада Александра.
Антипа Григорьевич задумался. Доводы свояченицы казались ему убедительными. А возможность породниться с человеком, близким к самому начальнику дистанции, начинала приятно щекотать его тщеславие. Смущала только молодость дочери, да и сам Станислав не особенно нравился ему — уж очень легковесным казался он и хвастливым, без настоящей трудовой хватки, которую особенно ценил Антипа Григорьевич в людях.
Тем временем Станислав Чарвинский, стоя в покорной позе перед Зиной, говорил с преувеличенной страстностью в голосе:
— Зиночка… Одно ваше слово… И я буду счастлив… Я буду ждать… Надеяться… Я люблю вас!
Зина, странно похорошевшая в своем возмущении, с пылающим румянцем на щеках, стояла у окна и, быстро перебирая дрожащими пальцами кончик косы, несколько раз пыталась прервать объяснение и убежать, но Чарвинский держал ее за руку и не выпускал. Он не узнавал этой девочки, еще год тому назад казавшейся ему неловкой и угловатой, какой привык видеть ее с детства. Перед ним теперь была незаметно вытянувшаяся стройная девушка в первой поре цветенья, как ранний тюльпан в степи. Куда девались ее диковатый, чуть исподлобья взгляд, ее неловкость подростка. Да и веснушки словно попрятались на ее щеках, и лишь слегка проступали чуть приметными точечками пониже глаз.
Зина быстро взрослела, и все ярче раскрывалась ее юная прелесть. Тугие косы как будто стали еще золотистее, румянец горячее. Но особенно заметно похорошели ее глаза — они потемнели, в них, словно небесная лазурь сквозь пасмурные тучи, все чаще проступала глубокая строгая синева.
С каждым днем Станислав Чарвинский убеждался, что очень искренне и навсегда влюблен в Зину. Она не походила на девушек его нового городского круга, в который он вошел полноправным членом после того, как получил хорошую должность в управлении участка службы пути. Девушки, которых он знал, казались ему слишком легкомысленными и искусственными. С ними было весело и приятно, но они не годились ему в жены — так ему думалось… А Зина, чистая, строгая, целомудренная, как ни одна из них, по мнению Станислава, подходила для этой серьезной роли. Поэтому он и спешил заручиться ее согласием на будущий брак.
Его ошеломило и огорчило чуть ли не враждебное отношение к нему Зины. Она сразу же отвергла его предложение и на все его мольбы насмешливо-презрительно отвечала: