— А ты нас жалел, Иуда? Замучил внеочередными нарядами!
— Окунай его глубже! — ревели в толпе. — Пущай поплавает!
— Хватит, а то захлебнется насмерть… Вытаскивай!
Кащея Ивановича вытащили из котла. Он немо разевал рот, извиваясь, как большая черная рыба. С него стекала коричневая жирная жижа, он еле держался на ногах. Трое здоровенных парней из котельной под команду «раз-два-три» раскачали полумертвого от страха Кащея Ивановича и перебросили через высокий деповский забор в грязную канаву.
— Братцы, поотбивали мы Кащею бебехи… — успел кто-то посочувствовать нарядчику.
— Туда ему, собаке, и дорога! Не простим ему батю Остапа!
— Пошли к начальнику депо! Айда, братцы! — размахивая черным от угольной пыли кулаком, крикнул Софрик. — Долой администрацию!
Возле конторы депо грохотало не менее шумное людское сборище. Толстенький коротконогий человек с круглым брюшком, на котором не сходились полы затасканной инженерской тужурки, стоял на ящике для хранения болтов и гаек, растерянно разводил руками, силился перекричать возраставший крик. Это был начальник депо Вукол Романыч Пуховкин, мягкий, добродушный человек, либерально настроенный. Он не однажды сглаживал острые столкновения рабочих с администрацией. Но все знали, что он раболепствовал перед высшим начальством. На словах готов был пойти на уступки рабочим, но на деле торопливо исполнял приказы начальства.
— В чем дело, друзья! Говорите спокойно. Что случилось? — спрашивал Вукол Романыч.
Софрик шагнул из толпы. Засунув в карманы штанов руки и вызывающе глядя на начальника, он сказал:
— За что арестовали Остапа Егоровича? Это раз. Когда уберут от нас Кащея Бессмертного? Два.
На толстом лице Вукола Романыча отразилось неудовольствие. Он старался скрыть свой гнев и говорить спокойно.
— Ах, господа, как нехорошо! Будет теперь скандал. Узнают в управлении, и я, право, не знаю, сумею ли вас защитить…
Сутулый, изможденного вида машинист (звали его Мокеичем), стоявший рядом с Софриком, сказал угрюмо:
— Эх, Романыч! Хороший ты начальник, и мы тебя уважаем, но поверь — так накипело в грудях! Кипит, как в котле. И ежели с нами будут так поступать, то придется говорить по-другому. Как в девятьсот пятом году, помнишь? Арестовали Трубина за что? У человека беда — сына на фронте убили…
— Позвольте, позвольте, — протягивая вперед короткие руки, изумился Вукол Романыч. — В первый раз слышу. У Трубина убили сына? Я ничего не знаю.
— Как же! Не знаешь! Человек ополоумел от горя, а его вне-очередь ехать заставляют, да еще и арестовывают!
— Ничего не понимаю… Трубин арестован по личному приказу начальника участка тяги… Но если бы я знал…
— Как же, Романыч, не знать? — заговорило сразу несколько человек. — До каких же пор нам терпеть?..
— Господа, я тут не при чем, — прикладывая руки к животу, увертывался начальник депо. — Конечно, мы могли бы договориться с вами и насчет Николая Ивановича и… и насчет Трубина… Инцидент еще можно загладить. Я обещаю вам это, а теперь разойдитесь по своим местам…
— Надоело, Вукол Романыч!.. Все обещают да обещают, — снова загалдели в толпе.
— Работать мы не будем, пока не освободят арестованных! — крикнул Софрик.
Мокеич опять выступил вперед.
— Романыч, ты нас не уговаривай. Потому — дело дошло до точки. Ребята, — обернулся он к товарищам, — выберем сейчас человек пять, и пускай они идут вместе с Романычем к высшему начальству!
— Все пойдем!.. — ухнула толпа.
Софрик схватил Митю за руку, быстро отвел в сторону.
— Беги скорей в комитет к Воронову и скажи, что… Сам знаешь.
Митя нырнул под вагон, помчался в город.
В это время на деповских путях появились четыре жандарма во главе с ротмистром Дубинским. Трое жандармов остановились в сторонке, поодаль друг от друга, а Дубинский в сопровождении Заломайко смело направился через толпу. Люди притихли, расступились, пропуская подтянутого и, как всегда, внешне спокойного ротмистра. За Дубинским, опустив голову, избегая глядеть в лица рабочих, пробирался начальник участка тяги Мефодий Федорович Шатунов, рыхлый, бледный, с отвисшей нижней губой.
При виде жандармов Вукол Романыч беспомощно развел руками.
— Как видите, господа, скандала не миновать.
— Ничего, Вукол Романыч. Сумеем постоять за себя, — откликнулся Софрик.
— Что тут произошло? Они уже изложили свои требования? — склоняясь к начальнику депо, спросил Мефодий Федорович.