— Хамы! Негодяи! П-перестреляю!
— Ай, ай, ай, ваше благородие!.. Ну, зачем так волноваться! — увещевал его щербатый парень. — Мы же с вами по-хорошему, а вы…
Рабочие отобрали у Дубинского саблю. Подтолкнув его в спину, кудрявый светловолосый парень миролюбиво сказал:
— А теперь — иди-ка ты, ваше благородие, отсюда от греха.
Вдруг Дубинский обернулся, и быстро отведя руку, ударил щербатого парня по лицу. Добродушное лицо рабочего залилось кумачово-ярким румянцем, глаза удивленно заморгали.
— Ну, и стерва же ты, ваше благородие, — проговорил рабочий, и не успел Дубинский опомниться, как меткий удар в голову вырвал из-под ног его землю, опрокинул на кучу шлака.
Длинные ноги ротмистра взметнулись кверху, по лицу прошлись острые слитки сгоревшего, сплавленного угля — «жужельницы». На мгновенье Дубинский потерял сознание от боли, но тут же очнулся, привстал. Его поднимал Мефодий Федорович, приговаривая:
— Вставайте же, Николай Петрович. Вот видите: мы поменялись с вами ролями. Пришлось не мне, а вам принимать мою помощь…
— Оставьте свои шутки, Шатунов, — прохрипел Дубинский.
— Не понимаю, почему опаздывает конный наряд, — бормотал Мефодий Федорович. — Знаете, я уже звонил сейчас начальнику гарнизона.
— И хорошо сделали…
Дубинский встал, опираясь на плечо Шатунова. Лицо ротмистра заливала кровь, густыми струйками стекала на шинель.
— Я сейчас вызову врача, — любезно предложил Мефодий Федорович. — Вам придется ехать домой.
— Да, кажется, я серьезно ранен, — согласился Дубинский и, сильно прихрамывая, сделал несколько шагов к конторе депо.
В это время за высоким забором, отделявшим депо от города, послышался топот копыт.
— Ага… Вы слышите? — встрепенулся ротмистр. — Теперь мы с ними поговорим!
Всадники вихрем промчались по улице, вырвались на деповские пути, оцепили митингующих. Тяжело припадая на ногу, Дубинский кинулся к командующему нарядом, знакомому офицеру.
— Что с вами, Дубинский? — крикнул тот. — Они уже успели вас поколотить?
На холеном лице офицера, с черными, подстриженными на английский манер усиками, промелькнула усмешка. Но Дубинскому в эту минуту было не до самолюбия. Он еле держался на ногах.
— Дгоржецкий! Помогите же мне, черт возьми, разговаривать будем после. Еще минута, и я упаду. Отрядите мне двух человек.
Офицер махнул рукой. Двое спешившихся всадников подбежали к ротмистру.
— Вы же видите, они обезоружили меня. Будьте осторожны, — хрипел, отплевываясь кровью, Дубинский. — И немедля приступайте к делу. Сожалею, что не смогу вам помочь. Главное, захватите вон того типа, долговязого, стриженого. Это крупная дичь.
— Постараюсь! — крикнул Дгоржецкий. Конь нетерпеливо подплясывал под ним, всхрапывал.
Полицейские подхватили Дубинского под руки…
Полный молодого задора, Дгоржецкий выхватил шашку, подал команду. И в ту же минуту толпа побежала через пути во все стороны. Послышался женский визг. Над скопищем беспорядочно бегущих людей засверкали сабельные клинки, засвистели нагайки. Сабли плашмя падали на спины и головы, на поднятые для защиты руки… И опять полетели в полицейских куски угля, железный лом…
— Бей опричников! — взвился отчаянный крик.
Огромный лохматый парень, стоявший на тендере маневрового паровоза, начал бросать в толпу стальные шуровочные резаки. В толпе подхватывали их и, держа наперевес, точно пики, бросались на полицейских.
Подхватив самый длинный резак, кочегар Митя ринулся на бочкообразного, грузно сидевшего в седле полицейского, зацепив его загнутым концом резака за пояс, рванул. Лошадь взвилась на дыбы, полицейский медленно рухнул на рельсы, на него навалились, озлобленно рыча, люди.
С окаменелым, свирепым лицом Митя уже бежал наперерез другому всаднику, размахивавшему шашкой. Конь полицейского мчался по краю поворотного круга, точно по цирковой арене. Митя нацелился резаком, чтобы повторить удачный маневр, но его настиг третий всадник. Кочегар хотел увернуться и не успел. Быстрый взмах блеснувшей на солнце шашки, удар по спине плашмя, и Митя покатился под ноги лошади. Его подхватили двое рабочих и побежали прямо через пути, к поселку.
Толпа значительно поредела, но вокруг депо все еще скачали озверелые полицейские. Разгоряченный побоищем, Дгоржецкий настигал какого-нибудь зазевавшегося рабочего, угрожающе взмахнув револьвером, приказывал остановиться, потом теснил его конем к конторе депо. Там полицейские подхватывали рабочего, вталкивали в контору. Так набралось человек двенадцать, но главных, как ни старался Дгоржецкий, поймать не удалось: рабочие Подгорского депо уже научились беречь и скрывать своих вожаков.