Я встал и прислонился к стене.
- Оставайся с интендантом, свет не зажигать, двери не открывать. Патроны у тебя есть?
- Так точно.
- И у меня тоже есть, - сказал Ваг, - я стрелял мало. Возьмите.
Он нашел мою руку в темноте, и высыпал на ладонь пригоршню патронов.
Это было весьма кстати. Я положил их в карман галифе. Брать с собой планшетку не хотелось, поэтому я стянул ее через голову и положил на пол. Толстую ученическую тетрадь, которую мне пришлось превратить в судовой журнал, я засунул спереди под френч. В ней были списки погибших бойцов и дезертиров. Это было важно.
Нужно было уходить. Чем дольше прощаешься, тем труднее сделать первый шаг.
- Я не хочу здесь оставаться, - неожиданно закапризничал Ваг, - давайте пойдем все вместе.
- Я Вас больше таскать на себе не стану. Вы весите больше, чем синий кит, - сказал я, отодвинул засовы и вышел в ночь.
Благодаря раненому сержанту, мы успели спастись бегством, но оказались во вражеском тылу. Что ждало меня в темных дворах и на опустевших улицах захваченного города? Я слышал, как за моей спиной закрылась дверь и скрипнула щеколда. Нужно было отправляться в путь. После всего пережитого меня охватило странное безразличие. От усталости и боли инстинкт самосохранения притупился. У меня не осталось сил для того, чтобы взламывать калитки и перелезать через заборы. Будь, что будет, но я пойду напрямую. Я открыл ворота и вышел на улицу.
Она упиралась одним концом в городскую стену, а другим выходила во фланг нашей баррикаде. Возможно именно по ней, час назад, пробирались туземные лучники для того, чтобы уничтожить мой отряд. Сейчас здесь никого не было, в свете луны можно было разглядеть несколько неподвижных тел на мостовой. На этом участке частокол сохранился. Охраны здесь было мало, и дикари просто перелезли через него, после того, как перебили часовых. Осталась, прислоненная к стене, грубо сколоченная, осадная лестница. Я опрокинул ее и сбросил в канаву. Теперь уйти этим путем у туземцев не получится. Вряд ли они смогут отыскать лестницу в темноте.
Я пошел вперед, стараясь держаться ближе к оградам. Сколько прошло времени с того момента, как мы покинули перекресток? На часы я не смотрел. Казалось мы полночи пробирались через сады к дому, в котором я оставил Вага и санитара. Сейчас, по прямой, я вышел к опустевшей баррикаде всего за пару минут. Здесь было темно и тихо. Всюду лежали мертвецы, вперемешку - десантники и дикари. Уходя, туземцы раскидали наш костер. Он почти погас, в ночи светилось всего несколько тлеющих угольков. Судя по всему, первая баррикада тоже не устояла. На соседнем перекрестке стояла мертвая тишина. Повинуясь неожиданному порыву, я вошел в дом, в котором погибли десантники, зажег спичку и осмотрел гостиную. Сержант успел забрать с собой двоих. Он так и лежал на матрасе, из груди торчало короткое копье, а мертвые туземцы замерли в проходе у его ног. Я подобрал с пола револьвер. В нем оставался всего один патрон. В темноте, наощупь, я зарядил оружие и вышел в ночь. Прятаться я больше не собирался. У комендатуры шел бой. Судя по всему, гарнизон отчаянно сопротивлялся. Дорога к пристани шла под уклон, и я быстро зашагал туда, откуда доносились крики и выстрелы.
Неожиданно откуда-то сбоку, из темноты, послышался жалобный стон. Я пошел на звук, пытаясь на ходу зажечь спичку, чтобы найти раненного и оказать ему первую помощь. Почему-то я был уверен в том, что это не дикарь. Спички вспыхивали и сразу гасли, и я брел, не разбирая дороги, натыкаясь на мертвые тела. Стон раздался совсем рядом. Я присел на корточки и наконец зажег огонь. Прямо передо мной на мостовой, лицом вниз, лежал офицер. Видимо он пытался ползти, но силы покинули его. Я бросил спичку, склонился над телом и перевернул его. Раненый глухо застонал, стал шарить пальцами по моей груди, ухватился за портупею и притянул к себе.
- А-а-а, - выдохнул он мне в лицо.
- Ничего, ничего, - сказал я, - сейчас я Вам помогу.
Бинта у меня не было, но я мог перевязать его носовым платком.
Я зажег другую спичку, чтобы рассмотреть рану и отшатнулся.
Передо мной лежал Бао. Видимо, стреляя в него, я не промахнулся. Лицо и одежда капитана были перемазаны в грязи. Наверно он свалился в канаву и только сейчас сумел выбраться. Он продолжал хрипеть и тянул меня к себе. Судя по остановившемуся взгляду, Бао был не жилец. Он ничего не видел вокруг и не понимал, где находится. Я перехватил его руку и оторвал от ремня. Капитан опять застонал. Я не мог ему помочь, возможно даже Сол не сумел бы этого сделать. При дрожащем свете горящей спички, я разглядел глубокие раны на груди и животе. Похоже, помимо моей пули, капитана настигли осколки гранаты. Все что я мог сделать, это прекратить мучения своего врага. Я достал револьвер, но потом опять убрал его в кобуру. Пусть сегодня океан решает кому жить, а кому умереть. Я оставил Бао на дороге, дожидаться помощи, может быть туземцы подберут его на обратном пути.
Немного не доходя до площади, я остановился, чтобы перевести дух, словно ловец жемчуга, который замирает на мгновение, перед прыжком на глубину. Все было напрасно. Я не спас город, не спас людей. Колония умирала. Все-таки Рок добился своего. Следы его преступлений сегодня будут уничтожены, и никто не сможет поведать о них миру, потому что мне тоже не пережить эту ночь. Я облокотился о стену и замер прислушиваясь, держа в каждой руке по револьверу. Откуда-то сбоку, раздавались истошные женские крики, грохнул выстрел. Что мне делать? Попытаться пробиться к комендатуре, которую сейчас штурмует сотня дикарей, или вернуться и спасти людей, которых убивают на соседней улице, в собственном доме? Возможно там всего несколько туземцев. Я смогу их пристрелить и затаиться в развалинах. Неожиданно женский крик оборвался на высокой ноте. От боли и усталости в голове у меня помутилось. На мгновение мне показалось, что я нахожусь на самом дне океана и вокруг нет ничего кроме черной воды. С большим трудом я справился с наваждением. Я снова стоял на улице, прислонившись к забору, а снизу, от причалов, неслись крики туземцев, и слышался треск одиночных выстрелов. Нужно было на что-то решаться. Я взвел курки на обоих револьверах и вышел на площадь.
О том, что произошло возле комендатуры у меня сохранились весьма смутные воспоминания. По словам очевидцев, мне удалось прорваться к дверям, где я и свалился без чувств. Из меня торчали три стрелы, одна попала в плечо, другая в бедро и последняя в живот.
- Вас спасла эта нелепая тетрадка, которую Вы, зачем-то, засунули под френч, - говорил Сол, во время перевязки, - наконечник в ней застрял, и стрела вошла неглубоко. Если бы она пробила Вам кишки, я был бы бессилен.
Вообще, страшные на первый взгляд и довольно болезненные, раны оказались не смертельны. Великий океан и на этот раз, зачем-то, сохранил мне жизнь.
Благодаря моему неожиданному появлению на площади, сорвалась очередная атака дикарей. Прорываясь ко входу, я расстрелял туземцев, которые собирались поджечь угол здания. Меня, в последний момент, втащили в комендатуру и бросили на полу, потому что некогда было перевязывать мои раны, аборигены, в очередной раз, пошли на штурм. Все-таки Муки пожалел город. Видимо Дайяла и дети разыскали его в ночной суматохе, потому что, среди нападавших на комендатуру, его людей уже не было. В определенный момент Муки отозвал своих воинов и, на рассвете, город грабили другие племена, которые присоединились к нему для ночной атаки. Остановить их Муки не мог, дикари не хотели уходить без добычи.
Десантники, охранявшие границу с вардами, долго не решались отправиться к нам на выручку, и только неожиданное вмешательства Хала, вынудило их зашевелиться. Он привел свое судно прямо к крепости, высадился с абордажной командой и ворвался в штаб, где заседало командование форта. Говорят, он был мертвецки пьян, хамил и размахивал револьвером. Не знаю, может быть все так и было на самом деле. Лично я считаю, что рассказы о той ночи и о наших "героических" поступках сильно преувеличенны. Сначала ему не поверили, но судно забитое гражданскими, которые видели гибель города своими глазами, оказалось веским аргументом в споре. Для охраны границы оставили два взвода, а усиленная морина, погрузилась на крейсер и отправилась к нам на подмогу. К тому моменту, когда они появились на причале, дикари уже потеряли интерес к комендатуре и занялись обычным грабежом. Атаковать укрепленное здание никто больше не хотел, тем более, что город оказался в полной власти туземцев. Кварталы, ближайшие к главным воротам, выгорели полностью, несколько улиц в центре тоже сильно пострадали от огня, но половина поселения уцелела. Дикари не ставили перед собой задачу полностью уничтожить город, а после того, как Муки увел своих людей, и они остались без командира, просто разбежались по улицам небольшими группами и занялись мародерством. Оказать серьезного сопротивления, прибывшему из крепости подкреплению, они не смогли и очень скоро город был очищен.