- Теперь от Вашей операции за версту разит адмиралтейством! Это же очевидно, что в группе были военные!
Наконец он выдохся, прошел к столу и тяжело опустился в кресло.
- Убирайтесь вон, Бур, - устало сказал он и прикрыл глаза рукой, - видеть Вас больше не хочу. Считайте себя под домашним арестом, из гостиницы ни ногой, если Муки заключит с вардами договор, клянусь, что отправлю Вас под трибунал.
После нескольких дней, проведенных на холодной земле, я с удовольствием нежился в постели на чистом белье. Несколько раз заходил Сол. Мы говорили о всяких пустяках. Рассказывать ему о происшествии в лесу, я посчитал преждевременным. У него свои заботы, у меня свои. Рок меня не вызывал, так что я все еще считал себя под домашним арестом.
Утром третьего дня в дверь моей комнаты постучался Зут.
- У нас происшествие в лагере, господин супер-лейтенант.
Я пригласил его войти и прикрыл дверь.
Оказалось, что в наше отсутствие, группа охотников собралась пострелять оленей. Заготовка солонины и шкур, считалась важным делом и довольно прибыльным бизнесом. Компании хорошо зарабатывали, торгуя на островах мясом и редким мехом. Охотники посчитали, что после неудачного нападения на лесорубов, дикари будут долго зализывать раны, но почти сразу наткнулись на засаду. Хорошо, что они были наготове и вовремя открыли огонь и, хотя сами потеряли трех человек, смогли подстрелить двоих дикарей и притащить в лагерь пленного. Разъяренные рабочие хотели разорвать аборигена, но дежурный офицер предотвратил самосуд и посадил раненого в карцер.
Это была хорошая новость. План, придуманный мной, начинал воплощаться уже без нашего участия. За последнюю неделю дикари уже два раза получили по зубам.
Я быстро собрался и помчался в ставку.
Рок был на месте и сначала ужасно разозлился, увидев меня на пороге. Но выслушав мои доводы, вынужден был со мной согласиться, отменил приказ о моей аресте и дал двуколку для поездки в лагерь. Зут вызвался меня сопровождать. Мы не стали дожидаться пока нам выделят охрану и сразу выехали на место. Дорога к лагерю считалась безопасной, нападений на обозы или путников здесь пока не было. Дикари старались отпугнуть добытчиков от леса, но не пытались подкараулить отряды рабочих по дороге из города. Это лишний раз говорило о том, что засады на обозных организуют не люди Муки, а аборигены, которые волей случая, оказались на нашей территории, внутри защищенного периметра. Конечно они могли быть связаны с племенами и снимать подозрения с Муки я не собирался, но все больше утверждался в мысли, что искать врага нужно было не в далеких степях, а у себя под боком. Видимо на границе действуют две разные группы. Одна в здешних лесах и другая - в полях, у реки.
Зут отчаянно гнал лошадей, и мы довольно быстро добрались до лагеря. Я торопился не случайно. Если само провидение играет нам на руку, этим нужно было воспользоваться. Мне нужно было поговорить с пленным и постараться отпустить его на свободу прежде, чем лесорубы и охотники оторвут ему голову. Я догадывался, что дежурный офицер не сможет сдерживать их вечно.
В лагере мы разыграли целую сценку, сказали, что доставим арестованного в город, вывели его из карцера, посадили в двуколку и вывезли в лес, не обращая внимания на недовольство рабочих. Пришлось пообещать старшинам, что дикаря осудят и казнят.
Пленному порядком досталось, ему прострелили плечо и довольно сильно побили. Левый глаз заплыл, губы были разбиты. Рану обработали и перевязали довольно небрежно. Казалось дикарь нас совсем не боялся. Было видно, что он смирился со своей судьбой и был готов к смерти.
Мы остановились на лесной опушке, как только частокол скрылся из виду.
- Кто тебя послал? - спросил я и Зут перевел. Он вырос на севере и говорил на местном диалекте.
Дикарь встрепенулся и посмотрел на нас.
- Тебя послал вождь? Ты по его приказу напал на охотников?
Дикарь осклабился. Что означала эта улыбка, я не понял.
- Вождь хочет, чтобы ты убивал нас?
- Захватчики, убийцы, - ответил абориген и закашлялся, - будем убивать, пока не уйдете отсюда.
- Кто послал, - еще раз спросил я, - вождь?
Зут встряхнул пленного.
Дикарь был сильно избит, но, несмотря на боль, старался стоять прямо.
- Вождь сказал, я сделал, - гордо подняв подбородок, заявил он.
- Твой вождь, кто он?
В союзе трех племен могло быть много военачальников, и я не знал, кого имеет в виду пленный. Больше всего я боялся, что он вообще не захочет с нами разговаривать, но похоже абориген решил, перед смертью, показать чужеземцам свою смелость.
- Он лучший воин из всех. Он родился среди вас, но вы рядом с ним словно дети.
Что-то подобное я и ожидал услышать. Если даже это не Муки, значит Бао или кто-нибудь из людей покойного адмирала Толя.
- Я тоже вождь, меня зовут Бур, - сказал я, подождал пока Зут переведет и продолжил, - я хочу говорить с твоим вождем. Я приехал из-за океана, чтобы вас наказать. Я буду убивать твоих соплеменников до тех пор, пока верховный вождь не согласиться встретиться со мной.
Дикарь смотрел на меня единственным здоровым глазом, его распухшее лицо ничего не выражало. На всякий случай, я попросил Зута повторить мои слова еще раз.
- Ты понял?
- Я услышал, - сказал абориген.
- Ты свободен, - сказал я, подождал пока Зут переведет и разрезал веревки, стягивающие руки аборигена.
Дикарь оттолкнул Зута и бросился в лес. Он действовал настолько стремительно, что я ничего не успел сделать. В два прыжка он достиг деревьев и скрылся среди молодого кустарника. Зут вскочил на ноги, хватаясь за кобуру и отчаянно ругаясь.
- Все, - быстро сказал я, - пусть уходит. Однако ловок, мерзавец.
Возле лесного лагеря мы пошумели достаточно, теперь нужно было организовать провокацию в районе реки. Муки должен был понять, что я настроен серьезно. Для того, что я задумал, брать всю группу было глупо и я остановил свой выбор на двух стрелках. На границу мы прибыли рано утром и расположились в траншее. В этот раз переодеваться в штатское не понадобилось.
Супер-лейтенант Цоп мне совсем не обрадовался, сухо поздоровался и даже не пригласил в кают-компанию. Моего старого знакомого, моринер-лейтенанта Рода, на месте не оказалось, сегодня дежурил другой офицер, который на вопросы отвечал односложно и постарался отделаться от меня, как можно скорее, сославшись на служебные дела. Приходилось признать, что отношения с местными офицерами у меня не сложились. Собственно, мне не было до них никакого дела, поэтому я решил заниматься своими делами и не обращать на грубость никакого внимания. Рядовые с интересом разглядывали нашу группу, но благоразумно старались держаться от меня подальше. Кто знает, чего следует ожидать от чужого начальства.
Сначала я прогуливался у всех на виду и демонстративно курил сигару, стоя на бруствере. Одним словом, привлекал к себе усиленное внимание. Мои люди, вооружившись карабинами, устроились в траншее, ожидая появления дикарей. Жара становилась нестерпимой, и я спустился в блиндаж, чтобы немного передохнуть. Здесь еще было прохладно и я с удовольствием выпил несколько кружек холодной воды, и ополоснул лицо.
Дикари появились после полудня, когда солнце стало припекать вовсю. Стоя на смотровой площадке, я думал о том, что Ваг мог и не подбирать мне френч, в таком климате любая одежда очень скоро потеряет всякий цвет. Среди десантников, одетых в выцветшую и заношенную форму, моя одежда была не очень заметна. Успокаивало только одно, здешние офицеры были настоящими франтами и старались за собой следить, поэтому на их фоне я выглядел, как белая ворона. Оставалось надеяться, что дикари заметят разницу.
В этот раз аборигены выскочили из балки совершенно бесшумно, и я заметил их далеко не сразу, но мои люди не подвели. Грохнуло два выстрела, и один из дикарей вылетел из седла, а второй, низко пригнувшись к лошадиной холке, помчался в сторону леса, отчаянно нахлестывая коня плетью. Грохнул еще один выстрел. Лошадь рухнула, как подкошенная, а всадник покатился по земле. Он был жив, хотя отчаянно хромал, и я видел, как он скрылся в ближайшем овраге.