Через несколько мгновений они пришли в себя и бросились к телу. Но их товарищ был уже мёртв. Хунну окружили Лация и смотрели на него с неподдельным ужасом и ненавистью. Чжи Чжи медленно подошёл к нему и остановился. Лаций не отвёл взгляд.
– Ты живой. Он погиб…
– Я говорил тебе… я не хочу его убивать, – хриплым от волнения голоса произнёс Лаций. Он чувствовал, что сейчас всё зависело только от решения этого невысокого человека с угрюмым взглядом.
– Его похоронят по нашим обычаям. Я обещал тебе жизнь. Иди к своим людям. Тебя никто не тронет!
– Прости, могу я тебя спросить ещё? – чувствуя, что другого момента может не представиться, спросил Лаций.
– Что ты хочешь? – нахмурился вождь.
– Можно я возьму кожу для сапога?
Чжи Чжи так громко расхохотался, что все с удивлением посмотрели в его сторону, не зная, что делать – то ли убить раба на месте, то ли простить.
– Бери, сколько тебе надо!
– Скажи, куда нас ведут? И зачем?
– Глупый человек, ты со своими людьми должен будешь построить мне дворец и город! – гордо произнёс вождь, подёргивая рыжей бородой.
– А что будет потом?
– Потом?.. – переспросил кочевник и задумался. – Потом вы все там будете жить.
– Мы построим тебе самый лучший город, – громко произнёс Лаций. – Скажи, но ты отпустишь нас потом?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся вождь хунну. – В наших степях самая прекрасная жизнь. Только здесь есть свобода и сила! – он перестал улыбаться и добавил: – Если ты сам захочешь уйти, тебя никто не будет держать! Но не забудь, что ты должен построить мне настоящий дворец! – шаньюй повернулся и что-то громко сказал своим воинам. Те расступились и освободили Лацию дорогу. Оставаться дальше с этими непредсказуемыми людьми было опасно, и он поспешил уйти обратно. А нож так и остался в теле кочевника.
ГЛАВА III. БОРЬБА С ЛЮТЫМ ВРАГОМ
Лация встретили с радостными улыбками, горящими глазами, но молча. Римляне уже были научены горьким опытом и предпочитали не выражать свои чувства слишком громко. Атилла первым бросился навстречу, отбросив в сторону большую ветку. С ней он собирался бежать на помощь своему другу. Он крепко обнял Лация и удивился его усталому внешнему виду, хотя у того на теле не было ни одной царапины.
– Ногу веткой пробил. Не хотели давать мне кожу для сандалий, – усмехнулся он, наконец. Но все вокруг продолжали задавать вопросы, и ему пришлось рассказать что произошло на самом деле. Саэт сидела рядом, прикрыв лицо рукой, и слушала, не поднимая глаз. Но Лаций, в отличие от Павла Домициана, всегда старался говорить только о самом главном и очень коротко. И хотя ему всегда было приятно внимание друзей, но он не любил, как слепой певец, приукрашивать события, чтобы его слушали подольше.
Когда друзья и товарищи разошлись, Павел подошёл к нему и, найдя на ощупь его руку, крепко сжал её своими ладонями.
– Я благодарю богов, что ты остался жив, – волнуясь, сказал он. – Ты не представляешь, как я волновался… Но Марс тебя не покинул. Он услышал мои слова. Я сложу о тебе песню!..
– Благодарю тебя, Цэкус, но лучше не надо, – похлопал его по плечу Лаций с улыбкой, чувствуя, что постепенно приходит в себя. – Ты, как родная мать. Всех окружаешь своей заботой. Тебя только кто побережёт?
– Ты и побережёшь! – назидательно заметил слепой певец. – А скажи, нож там остался? – осторожно спросил он.
– Ты шутишь? Конечно. Ты что, думаешь, мне предложили его забрать с собой? – искренне удивился Лаций.
– Нет, ну вдруг…
– Ты что! Я до сих пор не верю, что они меня отпустили живым и… с этим куском кожи. А ты о ноже спрашиваешь!
– Хороший был нож, – как бы не слыша его, пробормотал слепой. – Острый…
– Ты где спишь? – решил сменить тему Лаций. Тело снова зачесалось – оставшиеся в одежде вши к вечеру кусались почему-то больнее. – Надо ещё огонь разжечь.
Но оказалось, что всё уже давно было готово – лапник уложен вокруг огня, а у скалы сложена куча веток и палок, чтобы подкидывать ночью. Лацию не спалось, и он долго сидел у огня, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим. Боги лишили его последней защиты – ножа. Но оставили жизнь. Это был явный знак. Знак свыше. Только что он означал? На что указывали боги? Этого он не понимал и, отламывая края веток, тупо бросал их в костер. Зелёные иголки трещали и дымились, не поддаваясь огню, но потом занимались ярким пламенем и хорошо горели. Лаций отломил ветку побольше и бросил в середину костра. Над ней поднялся столб белого дыма. Неожиданно налетевший порыв ветра прижал густое белое облако к земле и накрыл им спящие тела. Лаций закашлялся. Из глаз потекли слезы. Дым был едким и горьким, как те мягкие зелёные отростки, которые они жевали, чтобы спасти зубы. Пришлось встать на ноги, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Вокруг было тихо. Даже на стоянке кочевников внизу. Спать не хотелось, хотя солнце уже коснулось края горизонта. Почти все римляне вокруг спали, измученные тяжелыми переходами. Однако Лаций не мог заснуть не только из-за волнения, но еще из-за вшей. Сегодня они обозлились на него и кусались сильнее обычного. По всему телу. Как будто мстили за что-то. «Может быть, этот едкий дым их задушит?» – подумал он. Павел Домициан, с которым он обычно советовался, уже спал, рядом с ним лежали Саэт и Атилла. Бросать одежду в огонь было глупо. Держать над костром – невозможно. Лаций бросил в костёр новую ветку. Широкий густой лапник накрыл пламя, и сквозь него стал просачиваться едкий дым. Его вдруг осенило, он быстро надел шапку на палку и положил на дымящиеся ветки. Белый дым окутал его с ног до головы, заставив на время отойти от костра. Когда огонь стал лизать края веток, грозя перекинуться на старую кожу, он схватил палку и сбросил шапку на землю. Из неё шёл дым, как будто она тоже горела. Подождав немного, Лаций поднял старую кожу и поднёс к глазам. Вытертая во многих местах шкура была хорошо освещена. Он вывернул её и долго присматривался. Но вшей нигде не было видно. Радостно хмыкнув, он подошёл к Атилле и растолкал его, несмотря на то, что тот упорно сопротивлялся.