– Я всегда думала, что «Конйейтс» принадлежит двум партнерам.
– О, я передал О'Коннору часть акций, но он не бизнесмен. Как я уже сказал, компания моя.
– Понятно. – Мысли заметались в голове Кристины. – А миссис О'Коннор? Она проявляет интерес к «Ниневии»?
Заиграла музыка, и пары стали выходить на танцевальный круг.
– О'Коннор не женат… Вы позволите вас пригласить, миссис Барнард?
Танец начался., Дуан почувствовал, что Кристина дрожит в его объятиях, и поздравил себя с легкой победой.
У Кристины все плыло перед глазами. Дуан продолжал что-то говорить, но Кристина его не слышала. Девлин не женат! Никогда не было престарелого пароходного магната, который сделал его капитаном, сбыв в обмен на это засидевшуюся в девичестве дочку. Кто-то распространил о Девлине гнусную ложь, чтобы разрушить их отношения. А у него самого не хватило мужества сказать ей, что он больше не любит ее. И никогда не любил. И что вовсе не собирался выполнять опрометчивые обещания, которые дал на борту «Искателя приключений».
Дуан сказал:
– Голденберг предложил мне хорошую цену за «Ниневию», и я подумываю о том, чтобы принять предложение.
– А капитан О'Коннор знает о вашем намерении? – спросила Кристина, с трудом узнавая свой голос.
Дуан засмеялся:
– Пока что нет. Если он узнает об этом, то начнет вставлять палки в колеса.
Все это время Кристина верила, что Девлин женат. Представляла его с женой. Страдала долгими ночами в одиночестве от ревности. А у него не было жены. Была лишь Кейт.
– Может быть, я смогу перебить предложение мистера Голденберга? У меня сейчас строится лайнер, но он будет готов не раньше конца будущего года. А я, мистер Йейтс, не в пример вам верю в будущее кораблестроения и судоходства на Атлантике. Мой советник по финансам находится сейчас на борту. Если не возражаете, мы могли бы обсудить дело более конкретно?
На время Дуан лишился дара речи. Ему и в голову не могло прийти, что миссис Барнард сделает предложение касательно «Ниневии». У нее денег хватило бы и на покупку «Олимпии», если бы она пожелала. Он привлек ее к себе поближе и зашептал на ухо:
– Я хотел бы попросить о чем-то большем, чем деньги, миссис Барнард. Хотел бы попросить разрешения видеть вас чаще.
И настаиваю на том, чтобы вы звали меня Дуан, а мне позволили называть вас Изабель.
Дуан Йейтс. Партнер и коллега Девлина. Ее рука обвилась вокруг его шеи.
– Думаю, это устроить нетрудно. Вы хотите внести этот пункт в контракт?
Дуан засмеялся и, будучи погружен в свои собственные мысли и чувства, не заметил неестественного блеска, появившегося в глазах Кристины.
Девлин обманывал ее, лгал ей; и сейчас у нее появился великолепный шанс для мести. Она купит «Ниневию», и у Девлина О'Коннора больше не будет судна, которым можно командовать. Это должно принести ей чувство огромного удовлетворения. Однако вместо этого Кристина ощутила какую-то щемящую опустошенность, когда Дуан Йейтс и ее советник по финансам обсудили все детали и в ее роскошном, отделанном в пастельных тонах кабинете она поставила свою витиеватую подпись под документом, по которому собственность пароходной компании «Конйейтс» переходила к ней.
Она не испытывала гнева от сознания того, что сладкоречивый Дуан Йейтс надул Девлина. «Вот и поделом ему!» – снова и снова повторяла Кристина про себя. Он лгал ей, а может, и сотне других женщин. Сейчас кто-то солгал ему. Не рой яму другому, сам в нее попадешь.
Кристина окунулась и погрузилась в мир роскоши и богатства, веря в то, что наконец-то обрела счастье. Ей доставляли удовольствие сообщения в газетных столбцах светской хроники о ее приемах, вечерах, высказываниях и действиях. Ее воспринимали как звезду.
В Нью-Йорке или в Лондоне всякий представитель высших кругов считал для себя обязательным совершить путешествие на «Ярмарке тщеславия» и был горд заявить о своем знакомстве с владелицей лайнера. Ей завидовали все женщины Англии и Америки. Ее детские мечты сбылись, и реальность превзошла все даже самые смелые фантазии. И тем не менее, как уже случалось на борту «Коринфии»; после того как первоначальное ощущение новизны притупилось, ее начали раздражать аристократы и богачи, с которыми приходилось каждый вечер обедать.
Ее последним любовником был неотразимо красивый русский князь. Он поднялся на борт «Ярмарки тщеславия» с сотней чемоданов и баулов, двумя лакеями, двумя секретарями и маленьким чернокожим мальчишкой в тюрбане и красной униформе с золотистыми застежками и эполетами.
В России с каждым днем нарастал ропот недовольства. Спустя несколько недель после встречи с князем Кристина поняла причину этого. Чернокожему мальчишке было не более восьми лет, однако Владимир требовал, чтобы тот следовал за ним по пятам и выполнял любую прихоть хозяина в любое время дня и ночи. С лакеями и секретарями Владимир обращался свысока. Поначалу, в первые недели их романа, Кристина этого не замечала, и лишь случай открыл ей другую, столь неприглядную сторону натуры ее любовника.
Как-то раз мальчик, устав за день, заснул, когда должен был находиться при хозяине. Разъяренный Владимир схватил кнут и стал хлестать им мальчишку. Именно в этот момент в каюту вошла Кристина. Крики ребенка, поднятая рука князя, свист кнута мгновенно напомнили Кристине, как ее избивал Эрнест Миллер. Она бросилась вперед, вырвала из рук Владимира кнут и приказала съежившемуся от страха мальчишке выйти из каюты.
– Совершенно никчемный, ни к чему не способный мальчишка! – сказал князь, поправляя манжеты рубашки.
Великолепная грудь Кристины вздымалась от гнева.
– И ты всегда так с ним обращаешься?;-; – Естественно. Как иначе можно обращаться с быдлом? Кнут – это единственное, что понимают крестьяне и весь остальной сброд.
Он улыбнулся и протянул к ней руку. Кнут опустился ему на лицо.
– Ты сам быдло! Обращаться так с ребенком! Отныне тебе закрыт доступ на мой корабль!
Кипя от гнева, она вошла в кабинет старшего стюарда и распорядилась, чтобы князь сошел в Саутгемптоне и впредь никогда не смел заказывать билет на ее судно. Маленького слугу князя она велела устроить в гардеробной, пока не придумает, что делать с ним далее.
– Но в гардеробной нет койки, – беспомощно сказал стюард.
– Так поставьте ее там!
Дверь за ней захлопнулась. Хуже всего было не осознание того, что человек, которому она отдала свое тело, вел себя таким образом, а то, что он был не в состоянии понять причину ее гнева.
У людей, с которыми ей приходилось общаться, Кристина обнаружила полное отсутствие интереса к людям не их круга. Разговоры с ними наводили на нее тоску. Главными предметами обсуждения у женщин были мода, драгоценности, события, связанные с членами королевской семьи-.
Американцы нравились Кристине больше, но они были слишком озабочены деньгами и говорили о них так много, что она невольно начинала нетерпеливо постукивать под столом ногой.
А лицемерие светских дам! По сравнению с ними девушки из «Веселых утех» могли показаться образцом совершенства. По крайней мере они никогда не пытались изображать из себя то, чем они не были.
Столпы английского общества, непоколебимые хранители и приверженцы крепкой семьи, на каждом шагу осуждали разврат и порок, однако в личной жизни вели себя так, что это повергало в шок даже Кристину. Она была поражена, когда стюард рассказал ей, СКОЛЬКО раз ему пришлось менять каюты, чтобы некий женатый джентльмен мог регулярно и с удобствами встречаться с некоей замужней леди.
Довольно скоро Кристина поняла, что мужья и жены знают о неверности своих супругов, Но закрывают на это глаза. Леди, делавшие вид, что их шокирует даже упоминание последнего романа Герберта Уэллса, бродили в предрассветные часы по коридорам первого класса, словно похотливые мартовские кошки.
Кристине претили подобные двойные стандарты. Она стала исключать из списка пассажиров лицемеров. Постепенно здесь появилась новая публика: молодые писатели и музыканты, поэты и актрисы, литературные львы, предпочитавшие романтическую и возбуждающую атмосферу «Ярмарки тщеславия» скуке, царящей на других лайнерах.