В Ключевке, Каромцев знал, имелась тысяча десятин земли, а записано было по подворным спискам восемьсот. Он хотел выяснить, где числятся те двести десятин и почему с них не платится налог, и он надеялся, когда брал с собой Якуба, что тот поможет ему побыстрей управиться с этим делом. Но тот исчез куда-то.
Не дождавшись Якуба, он взял с собой нескольких активистов и отправился на поля. До вечера они замеряли пашни, на другой день с утра тоже пропадали на поле. Якуб точно в воду канул.
— Не видели ли моего помощника? — спросил он крестьян, и те ответили:
— Так он по дворам ходит, автомобиль ищет.
— Какой автомобиль? — удивился Каромцев.
Те только плечами пожали.
Якуб появился наутро, волоча побитый, облезлый велосипед. Лицо у него было осунувшееся, бледное, одежда в пыли.
— Ты, кажется, не терял времени даром, — с сарказмом сказал Каромцев, держась за край короба и помедливая перебросить больную ногу.
— Да как сказать, Михаил Егорьевич, — ответил Якуб, поглаживая никелированный руль машины. — Я облазил всю деревню, всю! — Он, кажется, гордился своей неутомимостью, — Да вот… только велосипед нашел. На чердаке, знаете, бывшего детприюта. Говорят, ребятишки украли, видать, у поповича да спрятали…
— Так ты не велосипед искал? — спросил Каромцев.
— Велосипед — тоже неплохо. А искал я машину Яушева. Ничего удивительного, Михаил Егорьевич: Яушев-то, когда драпал, из городочка выехал на автомобиле. А уже в Ключевке пересел на коней. Дескать, надежнее будет. — Он помолчал, что-то обдумывая. — Да вы не беспокойтесь, я найду его. Может, Яушев не в Ключевке его оставил, а в Гореловке или еще где…
Каромцев насмешливо сказал:
— За автомобиль я не беспокоюсь, будь уверен. Я за тебя беспокоюсь — дело ты, братец, не делаешь.
Тот ответил, и ни обиды, ни укора не было в его голосе, только досада:
— Может, я кое-что и не так делаю. Но когда я найду транспорт, у вас, Михаил Егорьевич, язык не повернется упрекнуть меня…
И Каромцев рассмеялся, хлопнул его по спине.
— Ладно, — сказал он, — клади эту рухлядь, да поедем.
Тот не двинулся с места. Он вроде бы что-то обдумывал, оглядывая велосипед.
— Может, я и доеду, — сказал он наконец. — Наверно, доеду. Так что вы поезжайте, а я догоню. Может, еще раньше вас буду в городе.
— Ну, как знаешь, — сказал Каромцев и перебросил ногу и сам перекинулся в короб.
Он, конечно, не догнал их. Больше того, на следующий день его не оказалось на рабочем месте. Каромцев терпеливо, без раздражения прождал его час-другой, потом забыл о нем. Но после полудня приехал заведующий опытным полем Токмаков и очень удивился, что Якуб, назначив встречу, исчез именно в этот день и в этот час. Вот тогда Каромцев взбеленился. Он двинул от себя бумаги, резко поднялся и, мысленно ругая своего работника самою отборной бранью, пошагал по кабинету.
Он упрекал Токмакова, может, чуть резче, чем если он не был раздражен, — что опытное хозяйство имеет дело преимущественно с единоличниками, что надо обратить внимание на совхозы — надо образовывать крестьянина, культивировать лучшие сорта хлеба и огородных семян…
— Да ведь вы с Назировым вели речь о курсах при опытном поле, — сказал он. — От каждого хозяйства по одному-два человека, не так ли?
— Говорили мы с ним, — подтвердил Токмаков. — У него и списки должны быть.
— Вот черт! — воскликнул Каромцев и, выглянув в коридор, крикнул: — Не появлялся Якуб?
Ему ответили, что не появлялся.
Еле сдерживая ярость, Каромцев продолжал:
— Ладно, списки вы получите. О командировках, питании, сроках учебы решим буквально на днях. Вот и и подучите людей. Якуба я завтра же пошлю на опытное поле.
Токмаков ушел. Каромцев почувствовал усталость. Шел уже шестой час, но он просидел до восьми, упорный в своем решении отчитать Якуба именно сегодня. «А ведь он может и не появиться сегодня, — подумал он, — ведь он будет и три и пять дней добираться. И не подумает взвалить эту рухлядь к себе на плечи и нести!..» Но, подумав так, он глянул невольно в окно и увидел Якуба. Тот стоял, держа одною рукой велосипед, другою отирая пот со лба, полный такого таинственного, чреватого неуемным восторгом затишья, ласковый и хитроватый. Он, видать, ждал, пока Каромцев глянет и увидит его, такого великолепного, счастливого, удачливого.
— Ну? — только и сказал Каромцев, еще неуверенный, что это не призрак парня, а сам он.
— Михаил Егорьевич! — воскликнул он. — Такая история!.. Только выехал — лопнула камера. Я снял камеру и натолкал в покрышку травы. Поехал дальше, и опять камера лопнула, вторая. Я опять…