Тут его осенило, что, видимо, в прошлом Майкрофт решал такие проблемы. Мысль неприятная, Шерлок тряхнул головой, прогоняя ее. Но старший брат, как всегда дьявольски наблюдательный, явно прочитал его, и сухой смешок проехался по натянутым нервам детектива.
— Ты вдруг вспомнил, что обычные люди погрязли в денежных проблемах, которые тебя, дорогой мой, никогда не волновали? — к великому удовольствию Майкрофта по щекам Шерлока пополз румянец. Он прекрасно знал младшего брата, по-своему любил и беспокоился о его благополучии. Впрочем, делал это весьма своеобразно, и никогда не давал забыть, кто тут старший и самый умный. — Жалование лорда Уэсли в ведомстве покрывает лишь текущие расходы, не более. Хотя траты немалые: любовница в Лондоне, да и автомобиль не из последних — Mercedes-Benz SL-класса.
Выдержав паузу, старший из братьев деловито и как бы между прочим произнес:
— По сведениям из надежного источника, у Эдена в поместье два раза гостил покойный Джеймс Мориарти.
Шерлок вздрогнул. Словно молния прошила его при упоминании имени старого врага. Мертвого врага, который упрямо не желал мирно покоиться в могиле, по-прежнему не давая жить спокойно.
Майкрофт продолжал, словно не замечая смятения брата:
— Естественно, гостил под чужим именем, иначе службы давно занялись бы лордом Уэсли, — Майкрофт многозначительно провел костяшками пальцев по досье графа. — Но до последнего времени не было повода его подозревать. Даже сейчас я не могу дать расследованию официальный ход, он скользкий как угорь, вывернется.
— В чем конкретно ты его подозреваешь? — Шерлок нетерпеливо подался вперед, но брат его разочаровал.
— Утечка, братец, утечка. Все, что я могу сказать, — Майкрофт хитро посмотрел на раздосадованного собеседника и прищурился. — Сейчас лучше сосредоточься на очаровательной сестре лорда Эдена. Я тебе почти завидую.
Нагло и вальяжно развалившись в кресле, Майкрофт кинул Шерлоку тоненький прозрачный файл с данными леди Дианы.
— Меня даже не интересуют женщины, — возмущенно фыркнул Шерлок. Он еще кипел негодованием, но имя Мориарти сделало свое дело, сопротивлялся он больше из вредности, чем из желания отказаться. — Ты ополоумел, предлагая эту роль мне!
— Надеюсь, ты вживешься в эту, как ты говоришь, роль, насколько это необходимо, чтобы не провалить дело, — лицо Майкрофта стало серьезным, только глаза искрились смехом. — Ведь, в противном случае, игра будет испорчена и лорда нам взять не удастся.
— А я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — прорычал Шерлок и вскочил на ноги, небрежно засовывая файл с фотографией леди во внутренний карман пальто. Уже в дверях, с неудовольствием оглянувшись на брата, хмуро спросил: — Сколько ты даешь времени?
— Два-три месяца, не дольше. Столько смогу тянуть с разоблачением. А потом придется объяснять Кабинету, почему Ричард Уэсли не допускается до секретной информации. Добудь неопровержимые доказательства его вины, братишка.
Шерлок только кивнул, тряхнув кудрями, и стремительно вышел из кабинета, как всегда не закрыв за собой дверь.
~
поздний вечер, среда, 11 марта 2015г.
Лондон
Мрачный серо-черный сумрак пал на город. Редкие прохожие тенями скользили в желтых пятнах фонарного света и исчезали во мгле. Все они, конечно, торопились домой, чтобы укрыться от пронизывающей сырости. А вот Шерлоку Холмсу сегодня совершенно не хотелось спешить. Да и куда?
Стремясь рассеять неприятное впечатление от недавнего разговора с братом, он глубоко, полной грудью, вдохнул сырой ночной воздух, в котором поровну смешались вольная свежесть ветра и гарь бензиновых паров. Что бы ни случалось в жизни, у него оставался Лондон — город его одиночества — любимый, беспокойный, здесь каждая подворотня знакома с юности. Эти улицы всегда полны движения, никогда не пустеют. Мимо, мелькающим бесконечным потоком, несутся автомобили, непрерывный рев двигателей глушит любой звук.
Ощущение абсолютного одиночества в этом огромном человеческом муравейнике привычно овладело им. Ненастными вечерами он предпочитал затеряться в толпе, бродить в лабиринте улочек, мерзнуть под порывами ледяного ветра на набережных, укрыться где-нибудь в заброшенном склепе на старом Хайгейтском кладбище или под арками моста Ватерлоо. Все лучше тоскливой тишины его квартиры.
Он привык быть один, смирился с этим. Почти. Да и не то чтобы одиночество его сильно расстраивало, изолированность от толпы идиотов — это даже здорово. Привычно с детства.
Но иногда оставаться наедине с самим собой невыносимо. Любое отвлечение предпочтительнее страшных, нехороших мыслей, которые рождает пустота вокруг. Лучше сутками работать, бесцельно бродяжничать, ставить никому непонятные эксперименты, только бы не оставаться с самим собой. Но часто выбора просто не существует, приходится терпеть себя — всего такого гениального. И даже бравировать этим, если уж совсем больно.
С одиночеством часто приходит отчаяние и самые темные часы депрессии, когда мир вокруг и серая скука будней почему-то особенно тяготят. Эти страшные периоды чаще всего совпадают с бездействием, когда нет работы, загадок, ничего, что можно забросить в ненасытную алчущую топку, какой в такие дни представлялся Шерлоку его собственный мозг.
Неуемный зуд мелькающих мыслей, невозможность сосредоточиться хоть на чем-то, делали его слабым, почти больным. Тогда чудовища, спрятанные в потаенных глубинах сознания, вырывались на поверхность и отравляли его кислотным ядом сомнений в правильности избранного пути. Искушали невероятными возможностями, которые он смог бы открыть, если бы направился дорогой, предначертанной только ему, сторонился друзей и сантиментов, стал бы машиной без эмоций. И он тонул в волне бесплодных сожалений или мучился чувством вины за ущербность существования.
Иногда уступал этим демонам, срываясь в бездну, падал, скатывался вниз в грязную яму наркомании. Начинал сначала: поднимался, выкарабкивался к жизни, а в кровь разбитая душа еще долго саднила. А порой накатывало: не покончить ли разом с дьявольской тишиной вокруг, да и бесов прихватить заодно; он не особенный среди ординарных, он — монстр, фрик. Плевать на толпу, однако, здесь она права...
Его гений — божественный дар, светлый, острый как лезвие разум — скорее проклятие, чем благословение. Предательски оборачивается против своего же хозяина в черные периоды жизни. Мириады мыслей мелькают со скоростью света. Вот уж действительно — горе от ума!
Существуют способы сделать эту хаотичную лавину более вязкой, осязаемой: наркотики и слабая, но легальная замена им — никотин. Курить в доме запрещено, потому выручают никотиновые пластыри, штуки три разом.
Скрипка также иногда помогает сосредоточить поток сознания. Четкая упорядоченная дорожка из нот, часто легкая и воздушная, а порой напоминающая кошачий концерт, неспешно направляет его, и, следуя мелодии, быстротечная лавина мыслей, образов и дедуктивных заключений смиряется, течет не так стремительно, позволяя сосредоточиться на чем-то одном. Иногда Шерлок играет сутки напролет, пока онемевшие, стертые до крови пальцы не перестают слушаться, а чаще — пока кто-нибудь с руганью не вырывает инструмент из ослабевших рук.
Однако только когда в его жизни появился Джон Уотсон, Шерлок впервые по-настоящему осознал, как беспросветно был одинок прежде. Бывший военврач стал не только идеальным компаньоном для детектива-консультанта Шерлока Холмса, он сделался близким человеком. Первым настоящим другом. Лучшим другом.
Скромный доктор спас нелюдимого гения от удушающего вакуума, в котором тот существовал до их памятной встречи. Одиночество отступило, но хорошие времена быстро прошли, сменившись бесплодными скитаниями по Европе и муками плена. Два года... Он исчез, оставив Джона оплакивать свою безвременную кончину. Жестокая, но необходимая мера.
В годы разлуки, в самые мрачные моменты он с тоской вспоминал о доме, о Лондоне. О Джоне. Лишь надежда на будущее помогла выжить среди смертельных опасностей ссылки. Преисполненный радостного предвкушения от возвращения, он не сразу понял, что потерял...