Считалось, что в таких мирах нельзя вести разработки полезных ископаемых, строить заводы, распахивать землю, закладывать поселения и даже использовать планету в качестве курорта или охотничьего заповедника. Любой, даже самый щадящий вариант через тысячу-другую лет приводил к тому, что автохтоны, достигнув технологической стадии, получали объедки собственного мира: земли, потерявшие плодородие, иссякшие источники сырья, загрязненные воды и скудную фауну. Но непрерывный мониторинг и научные исследования не были под запретом. Считалось хорошим тоном проводить их с орбитальной базы или с рабочей площадки на удаленном острове, содействуя туземному прогрессу точно рассчитанными эстапами, подбрасывая полезные идеи и механизмы, облегчающие труд. Впрочем, аборигенам Сайката, в силу их примитивности, ни механизмы, ни идеи были пока не нужны.
С ними, однако, возникла проблема посерьезней. Не оставалось сомнений, что на Сайкате все пойдет по земному сценарию, то есть в ближайшее тысячелетие кроманьонцы-тазинто выбьют под корень неандертальцев-терре. Этот процесс уже начался и шел весьма активно; по оценке Первого Лезвия, антрополога, численность тазинто составляла миллионов шесть, а терре – на порядок меньше. Формой северный материк походил на жирную запятую с длинным, вытянутым в широтном направлении «хвостом» – гористым полуостровом длиной в семь тысяч километров, – и сюда тазинто вытеснили терре. Теперь племена более жизнеспособной и агрессивной расы двигались вдоль полуострова, уничтожая пещерных жителей. Эта миграция была неспешной, сроки ее прослеживались по костям, лежавшим на местах побоищ, и Джеб Ро со Вторым Курсом, занимавшиеся раскопками, полагали, что лет пятьсот-семьсот терре еще протянут. Но не больше; они находились в ловушке между вод морских и не имели ни плотов, ни пирог – ничего, кроме кремневых копалок, рубил, дротиков и плетеных из прутьев корзин.
В галактической Ойкумене Сайкат являлся единственным миром примитивных гоминидов, где старшие братья по разуму могли наблюдать, как эволюция перемалывает слабейших, вычеркивая из планетарной биосферы целый вид, который скоро станет ископаемым. Подобная коллизия не волновала дроми, лльяно или, например, лоона эо, произошедших не от обезьян и к гуманоидам не относящихся; разбираться с нею, как ближайшим родичам, полагалось инопланетным кузенам. Таких в Галактике тоже хватало, но, по праву первооткрывателей, судьбу Сайката вершили люди и кни’лина.
Смириться с исторической неизбежностью, оставить все, как есть? Это было бы слишком неинтересно, даже унизительно для созданий, способных погружаться в Лимб, странствовать среди туманностей и звезд и изменять планеты, подгоняя их под жизненный стандарт разумных гуманоидов. Итак, в необходимости вмешательства никто не сомневался; речь шла лишь о том, каким конкретно оно будет, кому излучатели СИС поднимут интеллект, а кому убавят прыти.
Можно было подстегнуть эволюцию терре и притормозить прогресс тазинто, установив тем самым паритет: ум и хитрость против многолюдства и жестокости. Не исключался вариант с переселением всех или части терре на юго-западный материк, где бы они развивались под патронажем сайкатской станции, овладевая искусством защиты от кровожадных соседей. Очень перспективным был бы рост популяции терре, ускоренный стимулирующими средствами, и замедление воспроизводства тазинто, дабы сдержать их силу количеством соперников. Воздействие на тектонические процессы позволило бы рассечь полуостров широким проливом и отделить его от континента, одновременно создав цепочки островов, ведущих к юго-восточному материку, что изменило бы пути миграции тазинто. Наконец, радикальное вмешательство в физиологию и ментальные процессы могли отвратить их от пожирания мясного и сделать нравы более мирными. Этот проект разработал Первый Лезвие, но Ивар сомневался в успехе: вегетарианцы кни’лина были весьма воинственны.
Вся эта информация была Тревельяну известна, но в общих чертах. Сейчас он углублялся в детали; предполагалось, что записи инопланетных коллег и собственные его наблюдения послужат основой для доклада Фонду, готовившему комплексную экспедицию. Он являлся лакмусовой бумажкой, брошенной в неведомый раствор, и должен был определить позицию кни’лина: какие идеи возникли у них, к какому решению они склонялись и как их выводы согласуются с намерениями Фонда. Но чем дальше он углублялся в ворох отчетов, видеозаписей, карт с путями миграций и статистических таблиц, тем делалось яснее, что единого мнения у кни’лина нет. Больше того, он ощущал, что между ними идет некое внутреннее противоборство, вызванное, вероятно, конкуренцией кланов и их лидеров. Первый Лезвие был сторонником жестких мер относительно тазинто – как минимум, сокращения их численности и изоляции в восточной части северного материка. Его поддерживали Второй Курс, биолог, и Третья Глубина, суть работ которой сохранялась в тайне. Другую коалицию, включавшую Зенда Уна и Найю Акра, возглавлял Джеб Ро; они полагали, что тазинто надо оставить в покое и работать с терре, переселив их на юго-западный материк и интенсивно прогрессируя в течение ближайшего столетия. Для этого координатором был разработан план, включавший знакомство с огнем, строительство хижин, одомашнивание двух видов травоядных, способных давать шерсть и молоко, и разбивку плантаций мясного гриба, происходившего с Йездана, чтобы восполнить недостаток белков в рационе терре. Остальные члены экспедиции явно уклонялись от участия в спорах: красавица Ифта Кии – в силу своей некомпетентности, Четвертый Пилот вообще не относился к специалистам по генетике и биологии, а Пятый Вечерний дальше своей ботаники носа не совал. Что касается Иутина, то этой рабочей лошадке собственного мнения иметь не полагалось.
В последующие дни, что остались до полета на планету, Тревельян провел в своем отсеке, вновь и вновь изучая записи коллег, хранившиеся в памяти искусственного интеллекта. Здесь были заметки Зенда Уна о языках и системе знаков терре и тазинто, результаты антропологических исследований, произведенных Первым Лезвием и Вторым Курсом, подробный ботанический атлас, составленный Пятым Вечерним – с указанием, какие животные обитают в том или ином краю, солидный меморандум Найи Акра о психологических особенностях обеих рас, богато иллюстрированный журнал раскопок, которые палеонтолог Джеб Ро осуществил в различных областях Сайката, даже на прибрежном шельфе, и большой доклад генетиков, подписанный Ифтой Кии и Иутином. Лишь одного не нашлось среди этого изобилия: отчета первого генетика Третьей Глубины.
Нужно признать, что вопрос о взаимоотношениях двух крупных и десятков мелких кланов изучен недостаточно. Большей частью мелкие кланы являются верными вассалами ни и похарас, следующими в кильватере их политики и безропотно снабжающих работниками старших партнеров. Вполне понятным является исчезновение нескольких мелких кланов, генетически близких к крупным и растворившихся в их среде (нам известно о поглощении клана тудонга кланом ни, но, очевидно, были и другие подобные случаи). Однако временами мы улавливаем отголоски более бурных событий. Война, проигранная ни, нарушила стабильность в обществе кни’лина и привела к активизации центробежных процессов, о результате которых остается лишь догадываться. Из того, что ни и похарас удержали власть, следует, что с диссидентами расправились. Но насколько жестокой была та расправа? И кто подвергся ей? Мы не имеем ответа на эти вопросы.
П.Федоров, А.Георгадзе.