Выбрать главу

Форт Ларами был шумным клочком мира Бледнолицых на земле индейцев. Множество людей сновало между кирпичными стенами домов. Здесь торговали, обманывали, пили, дрались, болели. Пахло ружейным маслом, навозом, спиртом. Вокруг поста на взрыхлённой копытами земле то и дело попадались брошенные переселенцами вещи, дырявая обувь, битая посуда, встречались и разорванные книги, которые солдаты с готовностью подбирали чтобы использовать бумагу для самокруток и для другой необходимости. Баку здорово не нравилось это место. Он пустил коня рысью, перескакивая через поломанные стулья и полупустые мешки с мусором. По воздуху тянулся запах сопревшего белья. Подобных мест теперь встречалось много, но нигде не было столько мусора. Нередко можно было наткнуться на целые спальные гарнитуры, письменные столы и кресла-качалки, оставленные посреди прерии из-за того, что фургоны переселенцев были слишком перегружены. И всё же форт на берегу реки Ларами воплощал собой не богатство, а всю грязь белого человека.

Тёмное неподвижное тело привлекло внимание Эллисона. Он придержал коня. На земле лежал, зарывшись головой в старое тряпьё и опилки, человек. Он был грязен и громко сопел. По запаху Бак понял, что человек здорово пьян. Бак спрыгнул на землю и наклонился над спящим. Это оказался индеец в грязной полосатой рубахе и совершенно сношенных ноговицах на тощих ногах. Один из тех, кого свободные Лакоты нарекли Болтающимися-Около-Форта. Их также называли Бездельниками. Эти опустившиеся краснокожие дикари приспособились существовать на подачках белых, исполняли частенько роли переводчиков и посыльных, кое-как изучив английскую речь. Лакоты презирали их, но всё же не гнали их от себя, когда Бездельники навещали племя… Бак встряхнул пьяного, но тот не отреагировал. Он оказался не способным в ту минуту вернуться в реальный мир. Он был мертвецки напившимся. Бак не разбирался в спиртном, но слышал, что поили индейцев не просто плохим виски, а какой-то специально намешанной бурдой. Он бросил вялое тело пьяницы на землю и вернулся к лошади.

4

Бак развёл костёр и вскипятил кофе, неторопливо жуя пластинку вяленого мяса. Вот уже несколько дней он находился возле небольшого торгового пункта, окруженного частоколом. Поблизости стояло шесть индейских палаток, паслись лошади. За частоколом слышались весёлые голоса. Дикари, одетые в длинные рубашки из мягкой кожи, привезли на обмен охапки пушистых шкурок. На скрипучей коляске подкатила группа упитанных мужчин в помятых пиджаках и с сигарами в зубах.

Ночью за частоколом торгового поста долго и шумно что-то праздновали, слышался смех, пьяное повизгивание какой-то женщины, песни под скрипку и гармонь, топот танцующих ног. А возле одной из индейских палаток, монотонно стуча в бубен, голосили двое краснокожих. Красные отблески костра то и дело прорисовывали в темноте их носастые профили.

Утром Бак обратил внимание на молодого человека с очень аккуратным лицом, словно выточенным искусным мастером. Синие глаза смотрели на мир с повышенным вниманием и некоторым беспокойством. Он стоял с двумя индейцами Виннебаго и о чём-то договаривался. Похоже, юноша покупал лошадь.

Бак приблизился к нему, когда тот, закончив торговлю, уселся перед тлеющим костром и принялся с удовольствием жевать индейскую картошку.

– С кем имею честь? – спросил юноша и окинул Бака взглядом, полным небесной синевы.

Эллисон представился.

– Меня зовут Чарли, – в свою очередь представился молодой человек. – Чарли Рейнолдс. Моё имя вам ничего не скажет…

Из-за частокола послышалось протяжное пение гармоники и треньканье банджо.

– Этой весной меня, как и многих других, потянуло в Пайнс-Пик за золотом, – рассказывал Чарли, отхлёбывая ароматный кофе и вкусно причмокивая. – Я решил оставить домашний уют и вкусить самостоятельности. Всё-таки восемнадцать лет уже набежало. Ты, наверное, представляешь, как сходят с ума из-за золота. Так вот и я тоже решил сделаться старателем. Но судьба, как говорится, сплясала другой танец. Партия, с которой я ехал, не добралась до цели.

– Индейцы?

– Да. Они атаковали обоз. Я оказался среди тех нескольких счастливых, кого смерть обошла стороной. Мне думается, что это везение должно стать добрым знаком всей моей жизни… В форте Кирни я сошёлся со старым траппером по имени Грин. Он живёт на острове. Одним словом, пожил я с ним недолго. Не по душе мне люди без совести. Возможно, в этом краю нельзя требовать, чтобы человек из леса был джентльменом, но я пока не привык ладить с такими… Однажды мы с Грином обнаружили на дереве привязанное тело умершей индеанки. Он не долго думая сбросил труп на землю, расчленил его и стал использовать куски в качестве приманки для волков. Чёрт возьми, на этом наше партнёрство прервалось. Я понимаю, что покойнику всё равно, но кормить им псов… Не в моём это вкусе. Грин считает иначе. Может быть, для пограничья это норма? Собственно, из дома я улизнул вовсе не в поисках романтики, я уверен, что таковой вообще нет. Писатели выводят романтическими красками зачастую самые отвратительные стороны жизни и делают из страшного события весьма привлекательную картинку. Разве я не прав, Бак? А тут мне показалось, что многие специально заставляют себя быть жестокосердными, чтобы очерстветь и не пугаться окружающего мира. Ведь здесь нет полированных банкетных столов, с которых можно прихватить ломтик колбаски. Эта земля требует, чтобы человек был волком, чтобы мог одолеть волка, чтобы жить и выживать. Не знаю, сумею ли я стать таким. Мне кажется, что сумею, потому что здесь, несмотря на всю первобытную дикость, есть нечто затягивающее. Я сам себе удивляюсь: откуда во мне такое желание порвать с цивилизацией? Но Бог не простит мне, если я из человека сделаюсь зверем. Он никому не простит этого…

Чарли Рейнолдс происходил из респектабельной семьи, учился в Абингдонском колледже, но вдруг бросил всё и сбежал в дикий край, чем едва не свёл отца в могилу. Хорошее воспитание не помешало ему в кратчайшее время освоиться и вжиться в мир следопытов и охотников, словно он сам родился и вырос на равнинах.

Расставаясь с Эллисоном, он и не предполагал, что через шестнадцать лет судьба сведёт их вновь при совершенно иных обстоятельствах. Но до той встречи он пройдёт через гражданскую войну, помотается после её окончания по пыльным каньонам Канзаса и Колорадо, отстреливаясь от Шайенов, забредёт в Санта-Фе, где его охватит головокружительная любовь к мексиканской девушке. Ангел-хранитель проведёт его по просторам Небраски, не раз сохранит его скальп в стычках с дикарями, оставит невредимым после дуэли в форте Макферсон, тогда как стрелявшийся с ним офицер лишится руки. Наконец, Чарли Рейнолдс доберётся до Чёрных Холмов и до Сочной Травы, где тропа его оборвётся. Именно в долине реки Сочной Травы Бак Эллисон увидит его ещё раз…

Бак распрощался с юношей, однако сам промыкался возле торгового поста почти всю осень, подобно Болтающимся-Около-Форта-Бездельникам. Он не знал, куда себя деть.

5

Зимой он ушёл поначалу на Белую Реку, где устроился в пустующей бревенчатой избе. Неподалёку от задней стены он обнаружил маленький холмик с размокшей дощечкой, на которой с трудом угадывались остатки вырезанной эпитафии.

Баку был нужен запас жира на зиму, и он счёл себя самым удачливым человеком, наткнувшись на медвежью берлогу на второй день своего пребывания в избе, когда отправился на охоту. То, что берлога была обитаема, Бак понял с первого взгляда. Медведь забрался туда через узкий проход и прикрыл отверстие ветками и мхом. Осторожно приподняв ветви, он заглянул в берлогу. Изнутри сильно пахло зверем.

– Чудесно, – прошептал Эллисон и отступил на несколько шагов, чтобы сделать небольшой факел, с помощью которого намеревался выгнать медведя из его землянки.

Запалив факел, Бак приготовил винтовку, проверив наличие патрона в стволе, и шагнул к берлоге. Если бы у него был помощник, Бак чувствовал бы себя увереннее, но он был в полном одиночестве. Сердце учащённо билось. Он собрался с духом и бросил пылающий факел внутрь. Едва освободившись от горящей палки, Эллисон кинулся прочь от медвежьего жилища. Он успел сделать не более пятнадцати шагов, когда услышал злобное ворчание, а затем и рёв медведя. Убегать дальше было невозможно. Бак повернулся и поднял винтовку к плечу. В следующую минуту медведь выбрался из берлоги. Шерсть его ощетинилась, от правого бока валил дым. Отряхиваясь, огромный зверь остановился. Он не понимал, что произошло, и всё ещё находился в полусне.