– Кирилл! – тотчас негромко позвал Влад, глядя вверх, но не видя меня. – Я один, Кирилл!
Я нажал кнопку вызова лифта. Влад, уже не опуская головы, обеими руками хватаясь за перила, стал подниматься быстрее. От волнения я стал перекладывать «макаров» из ладони в ладонь. Заскрипели и открылись створки двери. Влад клюнул на приманку и кинулся вверх со всех ног, чтобы успеть к кабине до того, как створки закроются. Я не вошел в лифт, а поднялся на пару ступеней выше, оперся обеими руками на перила, перенося на них тяжесть тела, и, когда увидел голову Влада, взбегающего по лестнице, наотмашь, с разворота, ударил по ней ногой.
Удар был жестоким. Влад, несмотря на свой внушительный вес, отлетел назад, словно в него попал снаряд, и тяжело упал спиной на ступени. Я перепрыгнул через перила, встал коленом на грудь Влада и, размазывая стволом пистолета струйку крови, которая хлестала из его носа, шепнул:
– Я еще расквитаюсь с тобой, сука! А пока полежи, очухайся.
Влад был живучим, как бычара. Я помнил его редкостную невосприимчивость к боли и способность быстро приходить в себя после крепкого мордобоя. Едва я спустился на первый этаж, как по лестнице разлетелся лязг дверей лифта и с тихим воем заработал мотор. Но мне уже было все равно – собирался он меня преследовать или же хотел поднять тревогу и позвать на помощь своих дружков. Я спокойно вышел из подъезда, заметив, что «Нексия» шурует фарами по пешеходным дорожкам где-то между домами, сразу же завернул за угол и легкой трусцой побежал по заросшему кустарником пустырю к исполинским трубам ТЭЦ, которые издавали шум падающей воды. Скатившись на заднице под оградительный забор и с головой погрузившись в густые облака теплого сырого пара, я сел на бетонную плиту, достал телефон и набрал номер Тарасова.
– Да! – тотчас ответил он, словно не отрывал трубку от щеки. – Кто это?
– Ты свинья, Тарасов, – сказал я. – Ты не сдержал своего слова и натравил на меня своих псов.
– Кто натравил? – слегка заикаясь, ответил Тарасов. – Быть такого не может. Это какое-то недоразумение!
– Ты врешь! Ты обложил меня тупоголовыми «синяками». Ты отдал меня на растерзание. Больше я тебе не верю. Забудь о золоте…
– Стой, Вацура! – засуетился Тарасов. – Не кидай трубку! Я тебе сейчас все объясню! Это недоразумение, поверь мне…
Я отключил телефон. Сейчас он позвонит Цончику, подумал я и не ошибся. Трубка пронзительно запищала. Я откашлялся, напряг голосовые связки, чтобы понизить тембр, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.
– Цончик, – ответил я усталым голосом.
– Ну! Докладывай! Вы взяли его? Он где-то рядом! Он уже почти в ваших руках!
– Шеф, скажите своим парням на «Нексии», чтобы немедленно поехали к ближайшему ларьку, купили водки и не появлялись в районе ТЭЦ как минимум два часа.
– Что случилось? – уже спокойным, даже ослабевшим голосом спросил Тарасов.
– Я иду у Вацуры по пятам. Эти же футболисты только спугнули его своими воплями и стрельбой…
– Идиоты! – перебил меня Тарасов. – Я же запретил стрелять!
– А сейчас они гоняют кошек по подвалам. Можете выглянуть в окно и полюбоваться.
– Тьфу! – в сердцах сплюнул в микрофон Тарасов. Я машинально протер свою трубку рукавом. – Стадо баранов… Слушай меня, Цончик. Не пожалею денег, если доставишь его ко мне. Одна надежда на тебя. Давай работай, не буду тебе мешать.
Он отключился первым, а я не сразу оторвался от трубки, слушая гудки. Потом сдвинул в сторону крышку на задней панели трубки и вытряхнул на ладонь аккумуляторные батареи.
Надоел ты мне, подумал я, представляя, как Тарасов нервно ходит по своей комнате, время от времени отпивая из пластиковой бутылки, чешет грудь под несвежей расстегнутой рубашкой, кричит в трубку, пинает ногами раскиданные по полу вещи, а его жена, сдержанная, спокойная, стоит у ванны, глядя, как водяная струя взбивает пену, потом усталым движением расстегивает «молнию» платья, снимает его через голову, обнажая красивые ноги, безумное белье. Затем она заводит руки за спину, расстегивает застежку лифчика, гладит груди с красными полосками от жестких «косточек», сдавливает их, тихо постанывает от удовольствия и думает обо мне.
Потом я представил себе Анну, спящую сейчас под солдатским одеялом в казарме какой-то мордовской зоны, и мне стало гадко.
Глава 11
К стоянке я подъехал во втором часу ночи, умирая от усталости и с полным безразличием к своей дальнейшей судьбе. Дождавшись, когда такси, на котором я приехал, вырулит за перекресток, освещаемый желтыми вспышками светофора, я не спеша пошел по тротуару мимо ограждения из рабицы, за которой на расчищенной от снега площадке, под ярким светом прожекторов, стояли автомобили различных цветов и марок.
Свой «Опель» я нашел не сразу. Машину оттащили в дальний угол стоянки, где ее изрядно завалило снегом. В будке сторожа света не было, на воротах висел тяжелый замок. Я прошел вдоль сетки, пока не завершил круг. Нет, тихо выкатить свою машину со стоянки не удастся. Будить сторожа и объяснять ему, что где-то здесь я потерял документы на машину и права, тоже было малополезным делом. И я, оглянувшись по сторонам, со вздохом полез за «макаровым», собираясь вновь применить на практике золотые слова знаменитого гангстера Аль Капоне: «С помощью доброго слова и револьвера вы можете добиться гораздо большего, чем только одним добрым словом».
В этот ночной час в пустынном проулке, окруженном заводами и промышленными предприятиями, я был заметен так же, как футболист, играющий посреди поля в одиночку. Это ужасное чувство – словно за каждым твоим движением следят сотни глаз, скрытых за темными стеклами окон. Я сначала пытался осторожно переходить от дерева к дереву, прячась в их тени, но эта дурацкая маскировка мне очень быстро надоела. Должно быть, всякий вор становится профессионалом только после того, когда, не теряя бдительности, освобождается от мании преследования и работает даже на открытом пространстве спокойно и быстро.
Я успокоил себя тем, что, в конце концов, не собираюсь брать чужое или тем более кого-нибудь убивать, быстро подошел к воротам, прыгнул на них животом, перегнулся, перекинул ноги через голову и приземлился уже на другой стороне. Не останавливаясь, не давая овладеть собой страху и нерешительности, я поднялся по ступеням к двери в будку сторожа, толкнул ее, но она оказалась заперта. Тогда я не очень громко, но требовательно постучал.
Не сразу из темноты к окнам подплыл долговязый парень со взлохмаченной головой. Не подходя к двери близко, он громко спросил:
– Чего надо?
– Машину забрать, – ответил я, всем своим видом показывая, что очень тороплюсь, и полез в нагрудный карман. – Через час в Шереметьево самолет прилетает. Вот свидетельство… – Парень поверил, открыл дверь, широко зевнул и протянул руку за свидетельством. Он не успел закрыть рот, и ствол пистолета лег ему на язык.
– Тихо, – попросил я. – Не будешь брыкаться – останешься жив. Где ключи от замка ворот?
– Э-а-у-о-э, – ответил он. Ему было трудно говорить членораздельно с пистолетом во рту.
Я втолкнул его в будку и прикрыл за собой дверь.
– Еще разок, – попросил я. – Не разобрал.
– Лежат в тумбочке, – ответил парень, вытирая ладонью губы. – Я сделаю все, что вы скажете…
Он пятился спиной к топчану, рядом с которым светился малиновыми спиралями электрообогреватель.
– А где второй сторож? Где дед? – не удержался я от вопроса.
– Его… Он… – тянул парень, и его глаза наполнялись ужасом. Он боялся произнести «Его убили», словно эти слова могли стать мне подсказкой, ответом на вопрос: что делать с этим непричесанным и перепуганным насмерть парнем.
– Бери ключи, сынок, и открывай ворота, – ласково произнес я, помахивая пистолетом. – И ничего не бойся. Я возьму только то, что принадлежит мне. Ясно?
– Ясно, – с готовностью ответил парень и сильно кивнул.